– Так чего тебе?
Оля от волнения глотала слова больше обычного, но Полина, привыкшая к такого рода диалогу, все-таки поняла.
– Я поступила плохо? – спросила ее сестра.
– Когда? – удивилась Полина и ласково улыбнулась. – Ты не можешь поступить плохо, Олька. Ты практически святая. Я не знаю человека добрее и безобиднее тебя.
– Нет, я поступила плохо, – упрямо повторила Оля. – Я взяла чужую вещь, причем без разрешения.
– Ты про ракушку на пляже? Конечно, брать чужое не очень правильно, с этим не поспоришь. Но ты же не хотела ничего плохого. Ты хотела только посмотреть. Конечно, нужно было дождаться, когда Костик вернется к своему лежаку, и попросить разрешения, но то, что ты так поступила, вовсе не повод на тебя кричать. Так что, Оля, плохо поступил он, а не ты.
– Нет, я виновата, – упрямо сказала Оля, и ее нижняя губа вдруг отчетливо задрожала от переизбытка чувств. – Как ты думаешь, Костик сможет меня простить за то, что я сделала?
Изумленная Полина вдруг поняла, что ее сестричке, которую она, несмотря на двадцатипятилетний возраст, привыкла считать маленькой несмышленой девочкой, очень нравится Костя. Как мужчина нравится. Мысль была тревожной, потому что слишком легко Олю можно было обидеть. Однако, немного поразмыслив, Полина решила, что от этой первой в жизни сестры влюбленности вреда быть не может. Несмотря на утреннюю выходку, дурным и подлым человеком Костик не выглядел, так что серьезная беда Оле вряд ли грозила.
Присмотреть за ней, конечно, следовало, но это было привычно. С самого детства, с того момента, как Оля появилась на свет и стало понятно, что она отличается от остальных детей, Полина всегда присматривала за ней. Где бы они ни находились вместе, Оля всегда была в поле зрения старшей сестры.
– Ну, конечно, он не будет на тебя сердиться, – успокаивающе сказала она и погладила сестру по полной щечке. – Он же понимает, что ты не хотела, и это он теперь чувствует себя виноватым, что накричал на тебя. Так что завтра мы придем на пляж, и вы обязательно помиритесь. Ты попросишь прощения, он попросит прощения, и все. Инцидент будет исчерпан.
– А ты мне поможешь? С ним поговорить? – уточнила Оля.
– Ну, конечно, помогу. Ты же знаешь, я сама не люблю быть с кем-то в ссоре. Так что я очень тебя понимаю.
– А ты поссорилась с Никитой? – Полине показалось, что она ослышалась, но нет, ее младшая сестра сидела напротив нее, и в ее круглых черных глазах светилось не любопытство, а женское понимание и даже сострадание. Никогда раньше Полина не видела у нее таких глаз.
– Нет, с чего ты взяла? – спросила она. – Мы не ссорились вовсе. Просто Никита сегодня занят и не смог прийти на пляж.
– А ты из-за этого расстроилась? Ты плакала, я видела.
– Оля, ты же тоже иногда плачешь из-за всякой ерунды, – сказала Полина. – У меня было плохое настроение с утра, потому что я планировала провести этот день с Никитой, а у него оказались другие планы. Но это не страшно. Люди никогда не должны подстраиваться под чужие ожидания. Он делал сегодня то, что считал нужным. Но завтра мы обязательно увидимся. И нам, в отличие от вас с Костиком, даже мириться не придется.
Оля просияла. Мысль, что Полина сравнила себя с Никитой, с ней и Костиком, явно пришлась ей по душе. Круглая мордаха порозовела от счастья.
– Тогда я сейчас спать пойду, – радостно воскликнула она. – Если заснуть, то ночь пройдет быстро-быстро. А утром можно будет идти мириться. Только дай мне слово, что ты больше не будешь плакать.
– Кто не будет плакать? – На балконе появилась мама, устроившая небольшую постирушку и теперь вынесшая целый таз белья к натянутым на балконе веревкам.
– Никто не будет, – быстро ответила Полина. – Мы не собираемся плакать, да, Оля? Мы совсем наоборот, будем петь и смеяться, как дети.
– Вот болтушка. – Впрочем, в мамином голосе не было сердитости, скорее привычная нежность по отношению к старшей дочери. – Олька, марш в комнату, дай Поле от нас отдохнуть. Видишь, она решила книжку почитать. А ты у нее под ногами путаешься. Вот не поедет она с нами больше в отпуск, будешь знать.
– Куда ж я денусь, – пробормотала Полина, а Оля вскочила со своего плетеного кресла, от переизбытка чувств сделала неуклюжий пируэт и побежала в комнату, стукнувшись о балконную дверь.
– Я пать, – прокричала она. – Я ольше По-е ешать е уду.
– Вот колода, – беззлобно пробормотала Полина себе под нос. Как бы то ни было, свою младшую сестру она очень любила.
Легкий свист, раздавшийся из кустов снизу, заставил ее насторожиться. Вчерашний страх перед преследующими ее бандитами, с утра растворившийся в солнечном свете, в темноте вдруг вернулся, заставив покрыться холодным потом. Она вдруг осознала, что в свете торшера является прекрасной мишенью, хорошо заметной снизу. Ей захотелось плюхнуться на пол и поползти в сторону комнаты, чтобы спрятаться от надвигающейся неведомой опасности. И только нежелание пугать маму и Олю удержало ее на месте. Она словно вросла в плетеное сиденье кресла.
Свист повторился, и к ее ногам упала кипарисовая шишечка, закинутая на балкон второго этажа чьей-то ловкой рукой.
– Пони, ну ты чего, – услышала она и шумно выдохнула от облегчения. Голос принадлежал Никите. – Я тебе свищу-свищу, а ты не реагируешь.
– Не свисти, богатство просвищешь, – лукаво сказала она, вскакивая с кресла и перегибаясь через балконные перила. – Ты где был целый день, лишенец?
– Чижик-пыжик, где ты был, – просвистел Никита. И добавил: – Пойдем, погуляем. Или у тебя другие планы на вечер?
– Нет у меня никаких планов. Сейчас спущусь, – пообещала она.
– Будешь отпрашиваться у мамы, скажи, что вернешься утром, – негромко напутствовал он ее. – Потому что раньше утра мы никак не управимся. У меня на тебя большие виды. – Полина почувствовала, как в южной черноте ночи заалели ее щеки.
Чмокнув маму и пробормотав что-то маловразумительное, она, как была, в шортах и майке, слетела по лестнице вниз и, не ожидая от себя подобной прыти, повисла у Никиты на шее. Он ловко подхватил ее и прижал к себе.
– Я соскучился, – абсолютно серьезно сказал он.
– Ник, а куда ты утром ушел? – спросила она, понимая, что не выдержит ни минуты, если не расставит все точки над i. Чужая тайна угнетала недосказанностью, которая возникла между ними, и Полине хотелось, чтобы она сгинула, растворилась, исчезла и все стало ясно и понятно. – Ты по телефону звонил кому-то, я слышала. Извини.
Никита немного отстранился и внимательно посмотрел на нее.
– Подслушивала?! – полувопросительно-полуутвердительно сказал он. – Пони, ты все-таки очень женщина, честное слово.
– Понимаешь, вокруг что-то происходит, – немного виновато сказала Полина. – Я всей кожей чувствую, что это что-то плохое. Злое, понимаешь? И мне надо обязательно разобраться, что именно.
