– Слухи – это плохо.
– А еще говорят, будто он работал и на ваше ГРУ и помогал вам отмывать деньги.
Швец злобно ухмыльнулся. Дорфман действительно был шпионом КГБ, но не ГРУ.
– И где вы такое слышали?
– От людей, которым известны подобные вещи, – уклончиво ответил Кёниг. – Хотите с ними встретиться?
Неожиданно у Швеца появилось ощущение, что он больше не управляет разговором и ему нужно срочно сказать что-то, чтобы напугать Кёнига.
– Давайте вернемся к банковским законам. Насколько я понимаю, они, среди прочего, позволяют скрыть серьезную некомпетентность вашего филиала в Женеве… или, еще лучше, то, что один из коллег Дорфмана присвоил миллионы долларов, которые ему не принадлежали. Разве не известно, что в большинстве банковских краж виновен кто-то из служащих?
– Это совершенно ни на чем не основанные предположения.
– Как и ваши сплетни про то, что герр Дорфман являлся шпионом ГРУ.
Шах и мат.
Кёниг несколько мгновений колебался, а потом предложил:
– Вы не хотите поговорить с теми, кто клянется, что герр Дорфман являлся шпионом?
– Очень хочу, – сказал Швец, хотя это совершенно не входило в его намерения. – Но сначала я должен взглянуть на факсы. Особенно на тот, что пришел из Москвы.
Кёниг мгновение на него смотрел, сражаясь с осторожностью, но в конце концов сказал:
– Я попрошу сделать для вас копии. Вы получите их через пару минут.
Он вышел из комнаты, оглянулся через плечо и нахмурился.
Швец расхаживал по конференц-залу, дожидаясь возвращения Кёнига. Дело становилось все более запутанным. Как только уроды в дорогих костюмах убедятся, что Дорфман работал на КГБ, они даже пальцем не пошевелят, чтобы вернуть им хотя бы доллар. Немцы ненавидели русских почти так же, как русские – немцев.
Кёниг вернулся через несколько минут – на сей раз его сопровождали двое мужчин, – и Швец понял, что его провели. Кёниг протянул ему стопку факсов – пустых, если не считать номеров отправителя и получателя. Он вполне мог написать на листках «Да пошел ты!» крупными буквами. И все же это было лучше, чем ничего.
Глава 41
Цюрих, Швейцария
Напитки им подали в библиотеке, но Рэпп подумал, что это больше похоже на то, как он выпивал в колледже, только вместо вонючего бара на севере Нью-Йорка они сидели в особняке в пригороде одного из самых изысканных городов мира. Герр Ольмайер считал, что прекрасное спиртное не испортит только лед, поэтому они пили его со льдом или неразбавленным. Рэпп выбрал односолодовый виски шестнадцатилетней выдержки «Лагавулин» со льдом. Ольмайер с удовольствием выступал в роли хозяина и сказал Митчу, что он сделал прекрасный выбор. Тот взял стакан, улыбнулся и ответил:
– Благодарю вас.
Грета еще не пришла, и Рэпп воспользовался этим, чтобы поговорить с Харли, который стоял у огромного гранитного камина и беседовал с одним из сыновей Ольмайера. Митч подошел к нему сзади и похлопал по плечу.
– Нам нужно поговорить.
Харли что-то сказал сыну Ольмайера по-немецки – Рэпп не понял, что, – и, когда тот отошел, повернулся и спросил:
– Что случилось?
Митч кивком показал на маленький звуконепроницаемый кабинет.
– Я хочу знать, что все это значит.
Харли сжал зубы, как делал всегда, когда не хотел что-то обсуждать.
– Часть сделки, – неохотно сказал он, наконец. – Не беспокойся. Просто послушай Карла, он знает, что делает.
– Айрин об этом известно или Спенсеру Трейси, человеку, которого мне не полагается знать?
Рэпп имел в виду мужчину, с которым коротко встретился в офисе компании «Международные перевозки программного обеспечения» и который, как он понял, руководил шоу. У Харли на шее выступили вены, и Рэпп сделал шаг назад. Такая физическая реакция всегда означала, что Стэн вот-вот взорвется.
Харли почувствовал, что на него смотрит старший Ольмайер, и приказал себе сделать глубокий вдох носом и выдохнуть через рот – способ успокоиться, которому его научил Льюис. Ольмайер не переносил публичных скандалов.
– Послушай, малыш… у нас жесткий бизнес, и есть вещи, о которых им не следует знать; и, если честно, они не хотят о них знать.
Рэпп мгновение раздумывал над его словами, а потом сказал:
– Из-за этого у меня могут быть проблемы?
– Практически из-за всего, что мы делаем, у тебя могут быть проблемы. Речь о том, чтобы позаботиться о себе. И никто не должен ничего про это знать, кроме Ольмайера и его сыновей.
Митч сделал глоток виски и собрался задать еще один вопрос, но в последний момент передумал. Дареному коню в зубы не смотрят.
Харли хотел бы сказать ему больше, но мальчишка должен все понять на собственном тяжелом опыте, как и он сам – много лет назад. Стэн сделал большой глоток бурбона и подумал о том, насколько проще было бы, если б кто-то объяснил ему хотя бы некоторые вещи. Но Харли решил все-таки кое-что открыть Рэппу.
– Малыш… ты очень хорош, и, поверь мне, я не часто такое говорю. Моя работа состоит в том, чтобы находить недостатки и ошибки – и стараться выбить их из тебя. В нашем деле наступает момент… и неважно, насколько ты хорош или насколько благородны твои цели… рано или поздно ты окажешься в большой куче дерьма. Вполне возможно, по собственной вине, но, скорее всего, из-за какого-нибудь осла у нас дома, который решил прославиться, чтобы продвинуться по службе. Он прицепит тебе на спину мишень – поверь мне, я знаю, о чем говорю, – и тогда тебе придется уносить ноги, даже если очень захочется остаться и сражаться. Ты должен будешь бежать и прятаться… и ни в коем случае не высовываться, пока все не успокоится.
– И что потом?
– Либо ты останешься в живых и сможешь продолжать, либо исчезнешь навсегда. – Рэпп нахмурился; Харли знал совершенно точно, о чем тот подумал. – Мы не настолько другие, малыш. Идея бежать заложена в нашей сущности, но всегда хорошо знать, что у тебя есть выбор. Ты ждешь, узнаёшь, кто устроил на тебя охоту, – и тогда идешь за ними.
Рэпп принял его совет и окинул взглядом роскошную библиотеку.
– Когда мы уезжаем?
– Завтра утром. Я собирался сказать вам чуть позже.
– Куда?
– Обратно на место преступления.
– В Бейрут? – прошептал Рэпп.
– Угу. – Харли поднял стакан. – Хотя, возможно, у меня для тебя сначала будет небольшое задание.
– Какое?
– Мне кажется, у нас есть след, который кое к кому ведет.
– К кому?
– Я пока не хочу тебе говорить.
– Да ладно!
