Важно было другое: великая и могущественная Америка вновь потерпела поражение. Они попытались вмешаться в дела крошечного Бейрута, но тот сумел снова победить врага в его же игре. И они понесут серьезный урон. Одно дело – Камминс, и совсем другое – Билл Шерман. Он хранил секреты. Множество секретов. Москве придется за них заплатить.
В подвальчике на бульваре Генерала де Голля, в западной части города, совсем рядом с океаном стояло одно бистро. Гражданская война подчинялась тем же законам, что и обычная, только масштаб был несравнимо меньше. В двух кварталах по обе стороны от «Зеленой линии» царили хаос и разрушения, многие пострадали от попаданий тяжелых снарядов. Почти на каждой стене устоявших домов остались следы автоматного огня, да и за «Зеленой линией» встречались улицы, практически уничтоженные войной; однако на них всегда находилось нетронутое здание. То, что именно оно сохранилось, в то время как шесть или восемь вокруг превратились в руины, не имело ни малейшего смысла, но никто не мог отрицать, что существовали дома и люди, которых, казалось, прикрывал невидимый щит. А в стороне от «Зеленой линии» встречались целые районы, пережившие войну с куда меньшими потерями; здесь пострадали лишь отдельные здания, куда попали случайные снаряды. Мугния любил такие дома. Он отмечал их и использовал для важных встреч.
Данное бистро и находилось в таком вот счастливом здании. С самого начала Сайеда раздражали дополнительные меры безопасности. Их последовательно доставили в три разных места, где им пришлось менять машины, и только после этого они добрались до бистро. Из всей группы Мугния был главным параноиком. Они нашли его в задней комнате вместе с Бадредином. На столе стояли тарелки с пюре из нута, сыр акави, жареные орехи, кибби
[24], баба гануш
[25] и пряно-соленая рыба. После последних голодных дней Сайед с трудом себя сдерживал. Он взял лепешку и положил сверху пюре из нута, оливки и сыр.
Мугния с интересом наблюдал, как Сайед поглощает пищу, а Ради сидит и пьет маленькими глотками воду. Он слышал о прискорбном положении дел на Площади Мучеников. Бо́льшую часть жизни Мугния провел в презренной нищете, поэтому не имел ничего против трущоб, где часто бывал со своими людьми. И еще он презирал маронитов не меньше, даже больше, чем любой из них. Он старался держаться как можно дальше от пленных американцев. Эти люди привлекали к себе слишком много внимания. Возможно, соплеменники их уже разыскивают, и если забугорникам повезет, это здание вместе со всеми ними сровняют с землей.
– Ради, почему ты ничего не ешь? – спросил Мугния.
– Я не голоден.
Мугния видел, что Ради что-то тревожит, но его не интересовали чужие проблемы. Он погасил сигарету и спросил:
– А мы уверены, что это тот самый Билл Шерман, который чудом уцелел после взрыва посольства в восемьдесят третьем?
Сайед кивнул, запивая баба гануш водой.
– Это он.
– Тебе удалось что-нибудь узнать от него сегодня?
– Нам следует его убить, – заявил Ради. – Он – настоящий дьявол. Нам нельзя во второй раз испытывать судьбу. Одно только ваше слово, и я прикончу его сегодня вечером.
Мугния не понимал, что заставило Ради высказать такое странное желание – ведь этот человек обожал продавать заложников.
– А что думаешь ты? – спросил он, повернувшись к Сайеду.
– Мистер Шерман – очень интересный человек. Профессиональный лжец и провокатор, тут не может быть ни малейших сомнений, но он также чрезвычайно ценный источник информации.
– Этот человек навлечет проклятие на всех нас, – заявил Ради. – Я повторяю, нам необходимо покончить с ним сегодня же и навсегда избавиться от его лжи.
Сайед решил, что лучше сменить тему.
– А где полковник Джалиль? – спросил он.
– Он не присоединится к нам. – Мугния повернулся и обменялся многозначительными взглядами с Бадредином.
«Они о чем-то тайно сговорились», – подумал Сайед. Впрочем, если они решили оставить иранца в стороне, его это вполне устраивало. Сайед видел, как помрачнел Мугния. Ему и раньше доводилось быть свидетелем неожиданных перемен в его настроении. Когда он впадал в такое состояние, то был склонен к насилию. Как какой-нибудь султан пятнадцатого века, мог потребовать, чтобы голову каким-то образом оскорбившего его человека немедленно отделили от тела. В группе отсутствовала иерархия, но существовал естественный порядок вещей. Мугния находился наверху пищевой цепочки по той простой причине, что был самым безжалостным в группе, где каждый прекрасно знал, что такое насилие.
Сайед уже давно понял, что необходимо очень тщательно продумывать свои ответы, когда Мугния задавал вопросы – в особенности если тот становился таким угрюмым.
– О чем ты думаешь, Мустафа?
Но прежде чем он успел ответить, Ради повторил в третий раз:
– Я считаю, что его нужно убить. – Он даже не смотрел на остальных. Его голос странным образом изменился – исчезла обычная юношеская страсть. – Я думаю, он настоящий шайтан. Нам следует сегодня же вечером отвести его к статуе и выпотрошить. И оставить умирать медленной смертью. Пусть выльет свою ложь на луну. Пусть станет примером для американцев и всех тех, кто захочет прислать убийц в Бейрут.
Сайед затаил дыхание. Его взгляд метался между выскочкой и львом. Ради не был глубоко религиозным человеком, и его заявление о том, что американец – дьявол, заставит пару представителей «Исламского джихада» задуматься. Однако Мугния не любил, когда его прерывали.
– Ассеф? – спросил он у Сайеда.
Тот сделал глубокий вдох.
– Я бы не стал заходить так далеко и называть американца Сатаной, но с мистером Биллом Шерманом что-то не так. – Он посмотрел на Ради и добавил: – Я понимаю, почему Абу считает, что его следует убить, но, боюсь, мы уничтожим очень ценный товар.
Мугния знающе улыбнулся. Он думал так же.
– Прежде чем принимать быстрые решения, – спокойно сказал Бадредин, – нужно оценить ряд вещей – таких, как состояние наших финансов.
Мугния поднял руку.
– Сейчас мы перейдем к этой проблеме, но сначала я хочу поговорить о Шермане… Почему он вернулся после стольких лет?
Сайед выпрямился.
– Он сказал, что прибыл сюда, чтобы убивать нас, но было бы глупо слушать то, что произносит его рот. – Он посмотрел на Ради и подбадривающе кивнул. То, что сказал Шерман о матери молодого человека, повторять не следует. – Однако его спутник оказался более правдивым. Он сказал, что они здесь для того, чтобы провести переговоры об освобождении агента Камминса.
