— Да какое мне до нее дело? — не сдержалась Лариса. — А у меня все наряды такие. Юре, между прочим, нравилось.
— Ага, поэтому он тебя дворняжкой называл.
— Откуда ты знаешь? — вскинулась Лариса.
— Успокойся и ешь, а то люди смотрят. Мы одна семья, нравится нам это или нет. Спесь убавь, занимайся сыном, с остальным мы поможем.
Повесив на локоть маленькую модную сумочку из крокодиловой кожи, она выплыла из столовой.
— Ничего, — Лариса сглотнула слезу, — вот похороны пройдут, и тогда никто мне будет не указ! Буду жить, как захочу, промотаю всю вашу коллекцию драгоценную, любовников буду менять, как муженек покойный баб, чтоб он в гробу перевернулся. А Ольку на порог не пущу!
— Где ты болтался всю ночь? — Вопрос обрушился на Леонида, как удар топора. — Думаешь, я не знаю, что ты у Лариски ключи от машины взял?
Мать Леня не боялся. Точнее, боялся, но не очень, потому как давно научился ее успокаивать. Мать все понимала, но таяла и млела, стоило ему проявить ласку. Все же пятнадцать лет без мужика — не шухры-мухры, любой женщине хочется тепла. Ленин отец ушел от них, не выдержав ее большевистского напора. А мать такая же женщина, как все, только чуть суровее, значит, и тепла ей надо чуть больше.
— Мамочка, — он опустился перед матерью на колени и бережно взял ее ладони в свои, — что ты волнуешься? Я ездил в союз поговорить насчет похорон: гроб, венки, список произведений дяди, которые уместно было бы исполнить на церемонии прощания.
Волевое лицо Ольги Николаевны смягчилось, разгладились резкие морщины на лбу, глаза утратили стальной блеск, а губ, против воли, коснулась слабая улыбка.
— Леня, какой ты у меня хитрец. И что же вы решили?
— Вот список произведений, вот план мероприятия — секретарша распечатала. Хоронить будем на «Литераторских мостках». Мам, хорошо бы отпеть, а?
Лицо Ольги Николаевны напряглось.
— Мам, дядя Юра хотел бы. Договариваться буду я, но поедем с Ларисой, все-таки жена. — Леонид пристально посмотрел на мать. — Я уже все узнал, и место на кладбище осмотрел. Хорошее, сухое.
— Ладно, Леня. Сделай все, как положено. Бери Ларису и поезжайте. И еще, — добавила она уже по-обычному сурово. — Присмотри за ней. Что-то она распоясалась, неизвестно, что может выкинуть, а нам истории ни к чему. И к коллекции пусть не прикасается, не ее собственность. И с деньгами аккуратнее, не ей, а Асе и Владику принадлежат. Не послушает — я найду способ ей хвост прищемить, так и передай. Да, еще зайди к Наталье, вырази соболезнования, а то повадился к Лариске бегать. Все, — поставила мать точку в разговоре и вышла.
Так, насчет машины матушка больше не заикалась, значит, «Волгу» можно оставить себе. Леня устроился в кресле, закинул ноги на низенький журнальный столик и не спеша закурил. Вчера он здорово гульнул, и сейчас организм требовал отдыха. Ни к Лариске, ни к Наталье идти не хотелось. Одна его утомляла, другая лишала душевного равновесия. Леониду всегда казалось, что Наталья видит его насквозь. В ее присутствии он ощущал себя фальшиво.
Подождут. Он блаженно прикрыл глаза.
Дяди больше нет, и непонятно, что теперь будет с конкурсом, кого назначат председателем жюри и как это скажется на его, Ленином, участии. Может, как к родственнику усопшего проявят определенную снисходительность? Смотря, конечно, кого назначат. Если Вовковича, ничего хорошего не светит, этот дядю терпеть не мог, а если Роднянского или Субботина — тогда он на коне. Главное, чтобы Госконцерт не подвел.
В любом случае машина теперь все равно что его, уже неплохо. Надо будет у Лариски ключи от гаража забрать. По поводу коллекции мать права: надо бы съездить к ним, проверить, что там как, может, прихватить какую-нибудь безделушку. Хотя ну их, эти безделушки. Лариска насторожится, она баба жадная. Лучше сразу пойти ва-банк и взять Ах Пуча. Лариска о нем знать не знает и не понимает его ценности. Да и по праву он Ленин. По его лицу прошла судорога.
Ах Пуч. Леонид никогда не забудет тот день, когда дядя показал ему статуэтку. Тяжелая, уродливая. Леонид принял ее сперва за дешевый сувенир. У дяди часто бывали гости из-за рубежа, и каждый тащил кто Эйфелеву башню, кто макет Акрополя, кто крошечную гондолу, кто деревянные голландские башмаки.
Но в этой статуэтке было что-то завораживающее, руки к ней так и тянулись.
— Что, нравится? — с усмешкой спросил дядя. — Это Ах Пуч. Бог смерти, властелин Шибальбы, по-майяски преисподней. Присмотрись внимательнее. Что ощущаешь?
— Тяжелый.
— Чистое золото. — Дядя прислонился к столу, сложил на груди руки и пристально смотрел на него, но он ничего не видел, кроме золотого блеска. — Так что ощущаешь, Леонид?
— Чистое золото, — как завороженный повторял Леня.
— И все?
— А что еще? Гладкий, тяжелый. Уродец, каких свет не видел. Я в изобразительном искусстве не силен, — пожал плечами Леонид.
— Да это здесь и ни при чем. — Дядя, заметно разочарованный, взял у Лени статуэтку и поставил на стол. — Это, дорогой мой, реликвия, которая вот уже сорок два года хранится в нашей семье. Ее привез твой дед с полуострова Юкатан. С экспедицией Митчелл-Хеджеса он участвовал в раскопках древнего майяского города. Хранить эту статуэтку — долг нашей семьи. Она не может быть продана или подарена и передается по мужской линии старшему в роду. Но знать о ней должны все.
— А мама знает? А Наташа?
— Я сказал, члены семьи, а жены — дело приходящее. Агнесса вырастет — узнает.
— Почему ее нельзя продать? А если нужда? И почему ты мне только сейчас рассказал?
— Потому что тебе вчера исполнилось восемнадцать. Эта фигурка имеет особую власть, свойство… — Дядя, кажется, засмущался, потому что, повернувшись к Лене спиной и лицом к золотому божку, как-то невнятно закончил: — Она может помочь, скажем, в достижении цели.
— Как талисман, приносит удачу? — Леня ерзал на диване, стараясь разглядеть уродливого старика с разинутой пастью.
— Почти. — Дядя все еще не смотрел на него. — А сейчас извини, у меня встреча. Я вот тебе сувенир привез из Лондона. — Он выдвинул ящик стола, порылся и вытащил черную коробочку с белым значком и надписью «Omega».
Леонид тут же забыл об Ах Пуче. Что с него толку? А здесь часы, настоящие швейцарские! Ну дядя, ну молоток.
Потом, конечно, он понял, что дядя вовсе не собирался тогда дарить ему часы, а просто вдруг решил отделаться от него, видно, пожалел, что показал божка. Чем больше Леня о нем думал, тем больше волновался, старый костлявый уродец даже снился ему по ночам.
Наконец, Леонид не выдержал и решил поговорить с матерью. Дядя после того разговора усердно избегал встреч с племянником, а потом и вовсе уехал на какой-то фестиваль в Польшу.
— Ах Пуч? Он все-таки показал его тебе? — Ольга Николаевна была явно недовольна. — И что тебе не ясно? Отец действительно привез это чудище из Америки. У него была бурная молодость, он славно погулял по миру и домой вернулся не вполне уравновешенным человеком. Мать просто его пожалела. Влюбилась, дурочка, еще в детстве, вот и вышла замуж.
