— Все это прекрасно, — процедил Леонид Аркадьевич, — однако у вашей версии имеется серьезный изъян. У вас нет доказательств. Меня не было на платформе в Репине. Да, я звонил Владиславу тем вечером, впрочем, как и Алла, но я не собирался с ним встречаться, и я его не убивал. У вас нет ни доказательств, ни свидетелей.
Капитан кивнул стоящему в дверях Илье, и тот молча вышел.
В комнате повисла тишина. Маша пыталась поймать взгляд отца, но безуспешно. Дмитрий сверлил глазами Агнессу, но та делала вид, что его не существует. Остальные старательно избегали встречаться глазами. Любое неосторожное движение грозило вызвать электрический разряд.
Хлопнула входная дверь, раздался голос Ильи:
— Мы пришли.
На пороге появился невысокий пожилой господин, в дорогом костюме и темных очках, закрывающих пол-лица.
— Ну, здравствуй, Леня, — сказал он, снимая очки. — Леонид Аркадьевич дернулся при звуке этого голоса. — Сильно я изменился? — Незнакомец смотрел на него. — Столько лет прошло.
Глава 27
— А-артур?
— Именно. Помнишь, значит. А помнишь, как ты меня напоил в тот вечер? Как подкинул мне в карман цацки, которые ты со своего дядьки снял? И как я сел за тебя? Сел, потому что вспомнить не мог, что в тот вечер было. Вырубило меня после твоего угощения. — Артур цедил слова и, кажется, упивался минутой. — А ведь это ты композитора того пришил. Я тебе в тот вечер случайно подвернулся, и ты меня, дурака, напоил, а я потом сидел в тюряге и думал, кто меня подставил. И знаешь, вычислил. А теперь вот решил поквитаться.
— Ты что несешь? — попытался встать Леонид Аркадьевич. — Я никого не убивал, ясно? Никого!
— Врешь, и капитан это знает, — презрительно улыбнулся Артур. — Ты тогда убил. Ты меня встретил сразу после убийства. Спешил куда-то, лицо белое, перекошенное, а как увидел меня — сразу успокоился, к себе позвал. Выпить налил, меня поил, а сам только вид делал, что пьешь, и подмешивал чего-то в стаканы. А когда я вырубился — отволок на станцию и побрякушки в карман подложил. Все, гад, рассчитал. Меня менты на платформе подобрали — и в кутузку. Ничего, теперь ты посидишь.
— Ты ничего не докажешь, Артур. По старому делу срок уже давно вышел, а Владислава я не убивал, не было меня на платформе. — Он мастерски владел собой: голос был спокойный, взгляд — открытый.
— Так это ты? — зарычала Агнесса. — Ты убил отца? И все эти годы притворялся моим и матери другом!
— Уймись, — бросил ей Леонид. — Ты никогда его не любила, даже в детстве. Ты вообще никогда никого не любила. Что ты можешь знать о чувствах, жирная амеба!
— Ах ты мерзавец! — Дмитрий Решетников словно дожидался случая отомстить за Агнессу и за себя. — А ну, проси прощения! — Он схватил Леонида за грудки.
— Да, отвали ты, альфонс несчастный, — сбросил его руки Леонид.
Неожиданно на него с криком набросился кто-то еще.
— Убийца! Лжец! Предатель! — Новый герой тряс Леонида Аркадьевича за грудки, как грушу.
— Илья, прекратите это! — Сверкнул глазом капитан Мирошкин, и Полуновский на пару с Никитой с трудом оторвали от Леонида потного, раскрасневшегося мужчину, который никак не желал униматься. — Прекратите этот балаган! Вы кто такой? Как вы сюда попали?
Драчун как-то сразу поник.
— Владислав Барановский.
— Кто? — Капитан решил, что ослышался.
— Владислав Барановский, — повторил тот, и Мирошкин недоверчиво взглянул на Агнессу.
Кивком она подтвердила личность вновь прибывшего.
— Документы, — отчеканил капитан.
— Сейчас принесу. — Барановский собрался снова покинуть комнату.
— Илья, проследи. Глаз с него не спускать.
В комнате, наконец, очнулись.
— Влад!
— Боже мой!
— Не может быть!
— Как же так?
Владислав вернулся в гостиную, держа в подрагивающей руке паспорт в потрепанной обложке.
— Итак, господин Барановский, жду ваших объяснений.
— А что, собственно?.. Я не понимаю. — Он надулся, как ребенок.
— Все вы прекрасно понимаете. Где вы были все время с третьего июля по сегодняшний день?
— Здесь. Дома.
— То есть как? Третьего числа вечером вашу квартиру опечатали, я лично это сделал. Как вы могли быть здесь?
— Я услышал скрежет ключа в замке, перепугался и вышел через черный ход. Отсиделся у соседки из другого подъезда. Мы с ней дружим, у нее тоже дверь на черный ход открывается. А когда все ушли, вернулся домой.
— Так. А почему на входной двери печать не сорвана? Вы что, все эти дни никуда не выходили?
— Нет.
Он был похож на большого ребенка — всклокоченный после драки, нелепый, с по-детски пухлым, испуганным лицом.
— Что же вы, простите, ели? Или у вас запасы на случай осады?
— Мне соседка приносила.
— А почему вы никому не сообщили, что живы? Что за блажь? Или вы не знали, что вас сочли погибшим?
— Боялся. И не знал, честное слово. Правда, я только сейчас узнал, когда слушал вас всех.
— Тогда чего же вы боялись? Вам угрожали? У вас были причины опасаться за свою жизнь?
— Кому я нужен? — горестно начал он, но взглянул на Леонида и осекся. — Я просто боялся из-за бомжа.
— Из-за какого бомжа?
— Того, что под электричкой погиб. Он же из-за меня погиб. Он меня ограбил, когда я шел по темной аллее к платформе. Отобрал всю одежду, вообще все, а потом убежал. Пришлось вернуться в Дом творчества и одеться. Я еще прятался по кустам, чтобы не встретить никого, потому что остался — он залился девичьим румянцем — в одном белье. Потом я побежал на станцию, меня там должен был Леня ждать, а у меня теперь даже телефона не было, он и телефон отнял. Прибегаю — Лени нет, на путях какое-то пятно. Я пригляделся и понял, что это тот, который меня ограбил. На нем мои джинсы были. Я помчался в город. Хорошо, ключи были с собой, думал, может, придется с Леней зачем-то в город поехать, так чтобы в коттедж не возвращаться, а то время позднее.
— Почему вы не вызвали полицию, когда нашли тело?
— От страха. Я же сразу понял, что это ошибка, что я должен был погибнуть, потому что Ах Пуч…
— Ах Пуч? Что Ах Пуч? — истерически вскрикнула Анна Алексеевна.
Леонид почувствовал, что лицо свело болезненной судорогой. Он с трудом справился с собой, чтобы не кинуться на этого тупицу, только что выдавшего семейную тайну.
— Я его долго не поил, меня не было дома, он наверняка разгневался. И потом, все мои родные, и отец, и дед, умерли после сорока. Мне недолго оставалось, проклятие вступило в действие, и именно поэтому я спешил домой. — Он смотрел как будто в глубь себя, не на присутствующих, никому не удавалось перехватить его взгляд. — Надо было срочно раздобыть кровь, умилостивить его, успокоить, пока не пострадал кто-то еще. Он мог забрать любого. Совсем любого.
