Александр Новиков, будущий маршал авиации, в начале войны командующий ВВС Ленинградского военного округа, вспоминал один из эпизодов в самом конце июня 1941 года, когда под Псковом лётчик Пётр Харитонов на истребителе И-16 тараном сбил немецкий бомбардировщик, а сам благополучно вернулся на аэродром:
«Что это вы, генерал, сегодня такой радостный? — едва только я очутился в кабинете, спросил Жданов. — Уж не одержали ли случаем большую победу?
— Самую настоящую победу, товарищ Жданов! — быстро ответил я.
Я тут же рассказал о подвиге Харитонова.
— Это замечательно! — взволнованно произнёс Андрей Александрович»
.
Лётчика наградили Звездой Героя Советского Союза. «В тот же день, только несколько позже, — вспоминал Новиков, — Жданов при мне позвонил в Москву и доложил И.В. Сталину о героях-ленинградцах. Сталин поддержал наше представление о награждении отличившихся лётчиков. Никаких документов об этом в архивах не сохранилось, их просто не было. Разговор Жданова со Сталиным да телеграмма в Ставку заменили обычные наградные листы»
.
7 августа 1941 года Жданову из политуправления Северо-Западного фронта доставили секретный пакет с образцами немецких листовок, в которых сообщалось о пленении командира 6-й батареи 14-го гаубичного артполка 14-й танковой дивизии старшего лейтенанта Якова Джугашвили, сына Сталина. Наш герой был хорошо знаком с лейтенантом Джугашвили. Подробности история не сохранила, но, без сомнения, Андрей Жданов не мог не сообщить об этом своему старшему товарищу…
8 начальный период войны, в июле—августе 1941 года, Жданову пришлось работать вместе с Ворошиловым. Бывший член Реввоенсовета Первой конной армии, вопреки расхожим представлениям, неплохо проявил себя в те кризисные дни — с его именем связан успешный контрудар под Сольца- ми. Но тогда общее наступление немцев можно было только задержать, не остановить, что и сказалось на военной судьбе «первого маршала». Будущий же маршал Василевский, тогда заместитель начальника Генштаба, в августе 1941 года стал свидетелем следующего: «В связи с обострением обстановки под Ленинградом К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов были вызваны в Ставку. Разговор происходил на станции метро "Кировская". Верховный Главнокомандующий сурово обошёлся с ними и потребовал разработать оперативный план защиты Ленинграда. К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов не высказали ни слова обиды на резкость тона, они лишь попросили помощи резервами и пообещали выполнить все указания Ставки. Чувствовалось: они глубоко переживают за судьбу Ленинграда и со знают, какая большая и трудная задача легла на их плечи»
.
«Сурово» — так дипломатично описан весьма жёсткий разговор Сталина, Ворошилова и Жданова. В условиях непрерывного немецкого наступления общение старых товарищей действительно шло на грани нервной ругани — как в сердцах говорил Сталин, «если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо»
. 9 сентября 1941 года Сталин даёт буквально кричащую телеграмму на имя Ворошилова и Жданова: «Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать, наконец, терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере Шлиссельбурга. Будет ли конец потерям? Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?.. Мы требуем от вас, чтобы вы в день два-три раза информировали нас о положении на фронте и о принимаемых вами мерах»
.
Ворошилова на посту командующего Ленфронтом сменил Георгий Жуков. Очевидец — начальник Инженерного управления Северного фронта Борис Бычевский — оставил нам описание встречи со Ждановым и Жуковым в те сентябрьские дни:
«В четвёртом часу ночи меня разыскал адъютант Г.К. Жукова.
— Приказано немедленно прибыть в Смольный…
Когда мокрый, облепленный грязью я вошёл в кабинет, Г.К. Жуков и А.А. Жданов стояли, склонясь над картой. Командующий покосился в мою сторону:
— Явился, наконец. Где болтаешься, что тебя всю ночь надо разыскивать?
Начало не предвещало ничего хорошего.
— Выполнял ваш приказ, проверял рубеж по Окружной дороге, — ответил я.
— Ну и что? Готов?
— Готовы семьдесят огневых позиций противотанковой артиллерии. Отрыты рвы. Закончена установка надолб и минных полей.
— Командующий сорок второй армией знает этот рубеж?
— Днём я передал схему рубежа начальнику штаба армии генералу Березинскому. Сам генерал Федюнинский выезжал в войска.
— Я спрашиваю не о том, каким писарям отдана схема! Интересует другое — знает или не знает командарм этот рубеж?
И надо же было, чтобы в эту минуту чёрт меня дёрнул наивно объявить:
— Генерал Федюнинский здесь в приёмной, товарищ командующий…
Взрыв ярости последовал немедленно:
— Ты думаешь, что говоришь?.. Без тебя знаю, что он здесь… Ты понимаешь, если дивизия Антонова не займёт за ночь оборону по Окружной дороге, то немцы в город ворвутся? А.А. Жданов поморщился. Он явно не одобрял такой тон командующего. Сам Андрей Александрович ругаться не умел, у него не получалось, и сейчас, желая как-то смягчить грубость Жукова, Жданов заговорил со мной:
— Товарищ Бычевский, как же вы не догадались найти самого Федюнинского! Ведь он только что принял армию. И дивизия Антонова, которая должна занять новый рубеж, буквально на днях сформирована. Разбомбят дивизию, если она пойдёт туда в светлое время. Поняли, наконец, в чём дело?
Видимо, я действительно был в состоянии отупения и только теперь сообразил, зачем меня вызвали. Надо было немедленно, до наступления утра, обеспечить выход 6-й дивизии народного ополчения на новый, подготовленный нами рубеж. Я уже не осмелился доложить, что мне не был известен приказ командующего фронтом о том, что эта 6-я дивизия должна войти в состав 42-й армии и под прикрытием ночи спешно занять рубеж в тылу пулковской позиции. Вместо этого сказал:
— Разрешите, товарищ командующий, выехать сейчас вместе с командармом, и мы выведем дивизию на подготовленный рубеж.
— Додумался, наконец! Немедленно отправляйся и помни: если к девяти часам дивизия не будет на месте, расстреляю…»
Действительно, в кризисной ситуации Жуков отличался крайне жёсткими мерами. 17 сентября 1941 года он издаёт приказ, где указывалось: «Учитывая особо важное значение в обороне южной части Ленинграда… Военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, оборонявшему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу»
. Ранее за оставление без приказа позиций расстрелу подлежали только виновные командиры и никогда такая мера не распространялась на весь рядовой состав. И первоначально Жданов отказался подписывать такой приказ, поставив свою подпись только после телефонного разговора со Сталиным.
