«В Петровском у[езде] вспыхнуло движение, охватившее ранее с особою силою уезды Саратовский, Аткарский, Сердобский и Балашовский. Вчера ночью сожжены, разгромлены хутора: Аплечеева, Огарёва; банды грозят имениям герцога Лейхтенбергского, Ермолаева, Кожина. Войска Петровского у[езда] всего одна полусотня, одна рота. Завтра ночью рассчитываю на прибытие туда сотни из Самары. Самое опасное положение [на] границе Балашовского и Сердобского уездов, где грабят, громят целый ряд имений, жгут мосты, громят железные дороги. В Аткарском у[езде], после взятия земледельческого училища, почти повсеместно водворен порядок, награбленное возвращается, но большинство учеников училища, разбежавшись по уездам, стали во главе банд совместно с крайними революционными элементами и выпущенными из тюрем задержанными во время летнего аграрного движения. В Саратовском у[езде] положение улучшается. Сегодня захвачена важная ириновская банда без кровопролития. В Балашовском у[езде] также разбита шайка, есть раненые. О положении и принятых мерах подробно телеграфировал ежедневно генералу Трепову, распорядился разъяснить манифест, который толкуется агитаторами как равное право всех на землю и отмена всякого начальства. С прибытием достаточного количества войск движение удается подавлять без жертв, но Казанский округ не может удовлетворить потребность; поэтому вновь ходатайствую [о] присылке полка пехоты и двух сотен кавалерии немедленно же из других округов».
Ситуацию в Саратовской губернии особенно усугубило то, что начались выступления не только крайне левых, но и крайне правых. В октябре 1905 года черносотенцы организуют в Саратове еврейский погром, и Столыпин срочно выезжает для его немедленного прекращения. Прибыв в город, губернатор руководит ликвидацией погрома, в том числе лично разгоняя погромщиков (во время чего получает травму своей больной руки). И после этого без преувеличения героического поведения губернатора по защите еврейского населения местная оппозиционная пресса обвиняет его в «потворстве черной сотне»! Понятно, что это дало Петру Аркадьевичу полное моральное право назвать этих газетчиков «сворой, завладевшей общественным мнением».
Отметим, что и в дальнейшем Столыпин будет беспощадно бороться с погромами, которые он расценивал как вызов государственности в целом. Уже как глава правительства он в апреле 1907 года разослал губернаторам следующую циркулярную телеграмму, предупреждавшую их о личной ответственности за допущение еврейских погромов (наравне с бездействием власти при революционных выступлениях): «Ко мне поступают заявления о готовящихся будто бы во время праздников Пасхи еврейских погромах. Будучи вполне уверен, что властями на месте принимаются все меры для предотвращения каких бы то ни было насилий, предлагаю в видах успокоения населения огласить во всеобщее сведение путем объявлений к населению, что всякая попытка к нарушению порядка будет немедленно пресечена полицейской и военной силой. В настоящее время я не допускаю и мысли о послаблениях администрации и ее твердости приписываю начинающее водворяться спокойствие в деревнях. Население должно проникнуться прочным убеждением, что законные власти несут обязательство прекращать беззакония незамедлительно и без колебаний, так как за допущение аграрных и других беспорядков, также еврейских погромов, сами власти ответят со всей строгостью закона».
А возвращаясь к саратовским событиям, отметим, что подавление организованного черносотенцами в Саратове еврейского погрома стало первым, но далеко не последним столкновением Столыпина с ультраправыми, которые ненавидели его не меньше революционеров. Будущий премьер считал, что их деятельность наносит такой же вред государству, как и выступления левых, а их так называемые «патриотические демонстрации» (как правило, заканчивавшиеся погромами) еще более дестабилизируют ситуацию. Думается, он мог бы дословно повторить слова профессора-экономиста Университета Святого Владимира и редактора «Киевлянина» Дмитрия Ивановича Пихно: «Есть Россия… Думать надо только об одном: как ей помочь… Как помочь этому государю, против которого они повели штурм… Как ему помочь. Ему помочь можно только одним: поддержать власти, им поставленные. Поддержать этого генерал-губернатора, полицию, войска, офицеров, армию… Как же их поддержать? Только одним: соблюдайте порядок. Вы хотите "по примеру их" манифестацию, патриотическую манифестацию… очень хорошие чувства ваши, святые чувства, — только одно плохо — что "по примеру их" вы хотите это делать. Какой же их пример? Начали с манифестации, а кончили залпами. Так и вы кончите. Начнете крестным ходом, а кончите такими делами, что по вас же властям стрелять придется. И не в помощь вы будете, а еще страшно затрудните положение власти… потому что придется властям на два фронта, на две стороны бороться… И с ними и с вами. Если хотите помочь, есть только один способ, один только… Способ простой, хотя и трудный: "все по местам". Все по местам. Вот вы парикмахер — за бритву. Вы торговец — за прилавок. Вы чиновник — за службу. Вы рабочий — за молот».
Губернатор также делал всё возможное, чтобы не допустить расправ крестьян (среди которых в начале революционных беспорядков сторонники монархии составляли большинство) с представителями левой интеллигенции. Будучи категорическим противником любых неправовых действий, Столыпин был твердо уверен в том, что силовая борьба с революцией и ее деятелями — дело исключительно государственного аппарата, и подобные отвратительные эксцессы со стороны лояльной части населения объективно играют на руку дальнейшему нарастанию анархии и развалу империи.
Особенно важно для Столыпина было защитить земских служащих, которых он старался всеми силами привлечь на сторону власти. Он понимал, что во многом антиправительственные настроения значительной части интеллигенции обусловлены и ошибками самой власти — неэффективной, не отвечавшей требованиям современности, не имеющей стратегической программы динамического развития России. Саратовский губернатор стремился всеми доступными ему методами лишить революционеров поддержки в кругах земской интеллигенции, что явилось бы важной победой законной власти в деле успокоения страны. Не менее важно для него было и объяснить крестьянам, что не может быть никакой коллективной ответственности как по национальному, так и по социальному признаку, что действовать таким образом — значит уподобляться кровавым маньякам революционного террора. С этой целью он даже издал в марте 1905 года специальный циркуляр в защиту земцев, которых губернатор пытался представить «верными слугами царя» (это при том, что их почти поголовная оппозиционность секретом ни для кого не являлась) и одновременно обещал интеллигенции определенное участие в «улучшении государственного благоустройства».
Приведем текст этого чрезвычайно любопытного документа, показывающего не только приверженность Столыпина идее построения правового государства, но и его стратегическое мышление, понимание конечной необходимости консолидации общества: «За последнее время до меня доходят сведения о возникновении в некоторых частях губернии среди населения брожения и возбуждения против учителей, врачей, ветеринаров и других земских работников. Объясняется это, по-видимому, распространенным в народе слухом о том, что эти лица — враги царя. Сеют смуту и занимаются революционной пропагандой.
