г) земли, занятые ценными сооружениями, строениями, садами, или представляющие собою угодья, не отвечающие обычным условиям крестьянского хозяйства, и
д) те оброчные статьи, которые признано будет необходимым, в интересах местного населения, временно сохранить в его пользовании.
4. Предоставляемые переселенцам земли поступают в их постоянное пользование и облагаются оброчною податью на общих основаниях с переселенческими участками, образованными из казенных земель.
5. На лиц, водворяемых в Алтайском округе, распространяются все льготы, установленные для крестьян, переселяющихся на казенные земли.
6. Ближайший порядок передачи в распоряжение Главного управления землеустройства и земледелия обращаемых под переселение земель кабинета устанавливается министром Императорского Двора, по соглашению с главноуправляющим землеустройством и земледелием, на которого возлагаются также все распоряжения по образованию на этих землях переселенческих участков и водворению переселенцев.
7. За передаваемые в казну кабинетские земли Алтайского округа государственное казначейство обязано уплачивать кабинету вознаграждение в размере двадцати двух копеек с десятины удобной земли, ежегодно, в течение 49 лет. Уплата сего вознаграждения начинается с 1 января следующего года по истечении первого пятилетия со времени таковой передачи.
8. В смету Главного управления землеустройства и земледелия, начиная с 1907 г., вносятся необходимые кредиты на расходы по переселению в Алтайский округ.
Правительствующий Сенат к исполнению сего не оставит учинить надлежащее распоряжение».
Об эффективности действий премьера свидетельствовало, в том числе, то, что даже далеко не доведенная до конца Столыпинская реформа неузнаваемо преобразовала до того дикие и малонаселенные окраины. Хотя Столыпин вовсе не пытался скрыть от царя то, что переселение, при всех его несомненных успехах, проходит не так гладко, как хотелось бы. В частности о том, что в некоторых местах Сибири, из-за непонимания властями сущности реформы, проходит искусственное насаждение общины, председатель Совета министров говорил без малейшего приукрашивания: «Сибирь растет сказочно: в безводных степях (Куландинска), которые два года тому назад признавались негодными для заселения, в несколько последних месяцев выросли не только поселки, но почти города. И прорывающийся из России в Сибирь смешанный поток богатых и бедных, сильных и слабых, зарегистрированных и самовольных переселенцев — в общем, чудный и сильный колонизационный элемент. Прибавлю, элемент — крепко монархический, с правильным, чистым, русским миросозерцанием. "Мы верим в Бога, верим в Государя, просим: дайте нам церковь, дайте школу" — вот общий крик всех сибирских переселенцев. В каждом селе нас встречали многолетием Вашему Величеству, везде просили передать царю-батюшке о любви народной. Я уже телеграфировал об этом Вашему Величеству и прошу разрешить передать населению через губернаторов Высочайшую Вашу благодарность.
Но утешительное настоящее не должно заслонить от нас осложнений в будущем. А осложнения эти мы сами себе готовим: расточительно, даром, раздаем крестьянам, наравне с заемною землею, и землю, стоящую уже теперь до 100рублей за десятину; искусственно насаждаем общину в стране, которая привыкла к личной собственности, в виде заимок; не подумали еще о насаждении частной земельной собственности там, где переселенец без заработков гибнет.
Всё это и многое другое — вопросы срочно-настоятельные».
Нельзя не отметить и следующий факт. Удивительно, но никто, как из современников, так и историков, не отметил главное качество земельной реформы. Вся гениальность аграрных преобразований Столыпина заключалась в том, что они не были кабинетными, как у левых и кадетских «народолюбцев». Фактически премьер лишь ясно увидел тенденции, которые существовали и до него. И ранее наиболее успешные хозяева всеми силами старались избавиться от оков общины, давивших на корню всякую инициативу, и до Столыпина безземельные крестьяне стремились уехать на неосвоенные земли окраин, где существовала возможность основать свое хозяйство. Просто ранее всё это делалось собственными силами, без сколько-нибудь серьезной государственной поддержки.
Кстати, сам Столыпин никогда не озабочивался вопросом своего приоритета относительно концепции аграрной реформы. Премьер нисколько не скрывал, что она являлась естественным завершением действий многих государственных деятелей империи (хотя целостная концепция реформы земельных отношений была впервые предложена именно Петром Аркадьевичем). Мы уже писали о действиях фон Плеве относительно облегчения выхода крестьян из общины, но следует отметить, что в этом же направлении (пусть и не слишком активно) пытался действовать и Витте. В 1904 году он направил Николаю II специальную записку, посвященную крестьянскому вопросу, в которой предлагал реализовать следующие меры: ликвидировать обособленность крестьян от других сословий (в том числе путем унификации общего и сельского правопорядка) и предоставить право свободного выхода из общины. Правда, в отличие от Столыпина, Витте не считал аграрную реформу центральным вопросом государственной политики и свои предложения тогда сколько-нибудь активно перед императором не отстаивал. Но уже в январе 1906 года Сергей Юльевич вновь обратился к самодержцу с докладом о первоочередных мерах по подавлению революции, в котором вернулся к вопросу реформирования аграрной сферы. Он вновь настаивал на проведении массовой переселенческой политики, облегчении свободного выхода из общины, признании надельных земель собственностью их владельцев.
Если же говорить о некоторой преемственности курсов Витте и Столыпина, то она заключалась в их общем стремлении сосредоточить в руках главы правительства максимальное количество полномочий и ликвидировать систему неподотчетности ряда министров, отчитывавшихся лично перед самодержцем. Понятно, что в перспективе подобная позиция объективно приводила к установлению не самодержавной, а конституционной монархии. В целом же не вызывает сомнения, что каких-либо принципиальных политических разногласий между Витте и Столыпиным не было. Можно не сомневаться, что, останься Сергей Юльевич у власти, он проводил бы примерно ту же политику, что и Столыпин. И констатация данного факта нисколько не умаляет величия фигуры премьера-реформатора, который с невиданной активностью делал то, что являлось абсолютно необходимым для дальнейшего развития империи.
И только ненависть, а ни в коей мере не объективность, заставила Витте назвать Столыпинскую реформу «идейным плагиатом». Впрочем, о какой объективности Сергея Юльевича можно говорить после его характеристик Столыпина: «средних умственных качеств и среднего таланта», «неискренний, лживый, беспринципный». Или вот следующий продукт зависти и злобы Витте к великому премьеру-реформатору: «В своем беспутном управлении Столыпин не придерживался никаких принципов, он развратил Россию, окончательно развратил русскую администрацию, совершенно уничтожил самостоятельность суда… Столыпин развратил прессу, развратил многие слои общества, наконец, он развратил и уничтожил всякое достоинство Государственной думы, обратил ее в свой департамент».
