Последние дни обнаружено было сосредоточение противника в районе Бериславля. По всему нашему фронту активность красных увеличивалась.
За последнее время становилось ясным, что из переговоров поляков с большевиками ничего не выйдет. Советская власть под возможными предлогами начало переговоров оттягивала, видимо желая выиграть время и дать возможность победоносно двигающимся красным войскам завершить разгром врага. Правда, Ллойд Джордж еще делал отчаянные попытки достигнуть соглашения с Советами, однако и он, видимо, начинал понимать безнадежность этих попыток.
В одной из своих речей в палате он упоминал, что, со своей стороны, Англия сделала все для того, чтобы избежать необходимости «прибегнуть к крайним мерам». Политика Франции оставалась неизменной. Франция готовилась всемерно поддерживать Польшу, посылая туда военных руководителей, оружие и снаряжение.
Что касается Америки, то она решительно отказывалась от каких-либо переговоров с большевиками.
Казалось, приближался час, когда прозреет Европа, когда она учтет мировую опасность Красного интернационала и поймет все значение нашей борьбы.
22 июля (4 августа) Гирс телеграфировал:
«Ввиду срочности минуты и оборота, который принял вопрос о перемирии, генерал Миллер вступил в переговоры с французскими военными властями, и о результатах доносит непосредственно. Гирс».
Было ясно, что разрыв произошел и что отныне вопросы будут решаться не дипломатическими нотами, а оружием. Струве телеграфировал, что выезжает в Севастополь.
В тихий ясный вечер, когда догорал закат и радужными цветами играло и переливалось море и зажигались огни в погружавшемся во тьму городе, мы сидели с генералом Шатиловым на террасе дворца.
В эти часы мы часто сидели там, обмениваясь мыслями, обсуждая будущее. Мы почти никогда не посвящали один другого в наши внутренние переживания.
В тяжелые, почти безнадежные дни мы, молча, согласились щадить один другого. Разговор обыкновенно касался лишь существенной, деловой стороны. Лишь возвращаясь к прошлому, подчас признавались мы один другому в тех сомнениях и душевных муках, которые дотоле ревниво хранили в своей душе.
На этот раз разговор был более задушевный. Безмятежная тихая красота умирающего дня, временное затишье после многомесячных кровавых битв, некоторое прояснение в заволоченном черными тучами международном положении – все это, вместе взятое, располагало к душевным излияниям…
– Да, мы сами не отдаем себе отчета в том чуде, которому мы свидетели и участники, – задумчиво проговорил Шатилов. – Ведь всего три месяца тому назад, как прибыли мы сюда.
Ты считал, что твой долг ехать к армии, я, что мой долг не оставлять тебя в эти дни. Не знаю, верил ли ты в возможность успеха, что касалось меня, то я считал дело проигранным окончательно. С тех пор прошло всего три месяца… – Он замолчал.
– Да, огромная работа сделана за это время и сделана недаром; что бы не случилось в дальнейшем, честь национального знамени, поверженного в прах в Новороссийске, восстановлена и героическая борьба, если ей суждено закончиться, закончится красиво.
– Нет, о конце борьбы речи теперь быть не может. Насколько три месяца тому назад я был уверен, что эта борьба проиграна, настолько теперь я уверен в успехе. Армия воскресла, она мала числом, но дух ее никогда не был так силен. В исходе Кубанской операции я не сомневаюсь, там на Кубани и на Дону армия возрастет и численно.
Население сейчас с нами, оно верит новой власти, оно понимает, что эта власть идет освобождать, а не карать Россию. Поняла и Европа, что мы боремся не только за свое русское, но и за ее европейское дело. Нет, о конце борьбы сейчас думать не приходиться.
Молча слушал я слова друга и помощника.
Огромная работа сделана нами. Три месяца тому назад, прижатая к морю, на последнем клочке родной земли, умирала армия. Русский народ отверг ее. В ней видел он не освободителей, а насильников. Европа отвернулась от нас, готовая видеть во власти захватчиков России – власть, представляющую русский народ. Казалось, конец неизбежен. Теперь наши войска победоносно двигаются вперед.
Воскресшие духом, очистившись в страданиях, русские полки идут, неся с собой порядок и законность. Новая власть пользуется доверием народа. Ее лицо для него открыто. Мир, забывший было нас, вновь нас вспоминает, и борьба горсти русских патриотов начинает приобретать значение крупного фактора международной политики.
Да, это так. Но как ничтожен маленький клочок свободной от красного ига Русской земли по сравнению с необъятными пространствами залитой красной нечистью России!
Как бедны мы по сравнению с теми, кто ограбил несметные богатства нашей Родины! Какое неравенство пространства, сил и средств обеих сторон! Редеют ежедневно наши ряды, раненые заполняют тыл. Лучшие опытные офицеры выбывают из строя, их заменить некем. Изнашивается оружие, иссякают огнеприпасы, приходят в негодность технические средства борьбы.
Без них мы бессильны. Приобрести все это нет средств. Наше экономическое положение становится все более тяжелым. Хватит ли сил у нас дождаться помощи, придет ли эта помощь и не потребуют ли за нее те, кто ее даст, слишком дорогую плату? На бескорыстную помощь мы рассчитывать не вправе.
В политике Европы тщетно было бы искать высших моральных побуждений. Этой политикой руководит исключительно нажива. Доказательств этому искать недалеко.
Всего несколько дней назад на уведомление мое о том, что, в целях прекращения подвоза в большевистские порты Черного моря военной контрабанды, я вынужден поставить у советских портов мины, командующие союзными английским и французскими флотами против этого протестовали, телеграфно уведомив меня, что эта мера излишня, раз они запрещают кому бы то ни было торговлю с советскими портами.
Через четыре дня радиостанция нашего морского ведомства приняла радиограмму французского миноносца «Commandant Borix», отправленную, по-видимому, по просьбе одесского союза кооперативов, следующего содержания: «Пароход (имя неразборчиво) отойдет 5 августа в Геную с четырьмя тысячами тонн хлеба. Высылайте пароход с медикаментами, грузовыми машинами и хирургическими инструментами. Подпись: Рандони».
Что порукой тому, что, используя наши силы, те, кому мы сейчас нужны, не оставят нас в решительную минуту? Успеем ли мы дотоль достаточно окрепнуть, чтобы собственными силами продолжать борьбу?
Темно будущее, и лучше не заглядывать в него. Выбора нет, мы должны бороться, пока есть силы.
11 июня 1923 года. Сремские Карловцы
Глава VII. На Кубань
Подготовка к намеченной мной операции на Кубани закончилась. 29 июля должна была начаться погрузка войск одновременно в Феодосии и Керчи. 1 августа на рассвете десант должен был высадиться в районе станицы Приморско-Ахтарской и, заслонившись с севера, быстро двигаться в направлении станций Тимашевская – Екатеринодар, присоединяя по пути повстанцев и поднимая в станицах казаков.
