В эти же дни мы получили новую рабочую одежду (бушлаты, брюки и комплект льняного белья). В таком виде нас легко можно было принять за русских.
Рабочие бригады
Весь лагерь был поделен на рабочие бригады. Возглавляли их по большей части поляки. Несмотря на тот факт, что все мы являлись пленниками, их ненависть к нам, немцам, была еще сильнее, чем у русских.
Бригады составлялись по возрастному признаку, по росту, по физическим данным и, самое главное, по состоянию здоровья. Русские сортировали нас как животных. К первой и второй категории относились наиболее здоровые, которые могли справиться с самой тяжелой работой. Под третью категорию подходили те, кто не отличался столь крепким здоровьем, и они выполняли работу, которая была им по силам. В четвертой бригаде (бригаде ОК)
[2] находились слабые, больные и те, кто только что вышел из госпиталя. В бригаде выздоравливающих не было установлено определенных норм. Для женщин не делалось исключения: они работали наравне с мужчинами, кстати, это считалось одним из методов русского социалистического прогресса.
Вначале я был причислен к третьей категории. Нашим бригадиром назначили двадцатилетнего Поля, который до этого работал пекарем в Эльбинге и по некоторым причинам не нравился мне. А потом, к моей радости, меня перевели в бригаду ОК. Поля, который не справлялся со своими обязанностями, скоро перевели рабочим в другую бригаду.
Наша работа заключалась в том, чтобы пилить дрова, таскать воду и чистить снег. Когда пилили дрова, то чаще всего моим напарником был молодой католический священник; в скором времени мы подружились. Я очень переживал, когда нас разделили после его госпитализации. Вместе с другими больными заключенными его отправили в другой лагерь.
В этой бригаде как-то раз я внезапно обнаружил, что снова нахожусь с теми, кто принадлежит к третьей категории рабочих. Нашим новым бригадиром был полунемец-полуполяк. Он родился в Германии, в Западной Пруссии, но, когда его провинция стала польской территорией после Первой мировой войны, он работал учителем польского и служил офицером в польской армии. Он отлично знал русский язык.
Как и остальные, наша бригада состояла из двадцати пяти – тридцати человек. Бригадир отвечал за выполненную работу, но сам не работал. Он следил, чтобы все шло по плану. Нормы устанавливал нормировщик, за выполнением которых в каждой бригаде следил надзиратель. Военные охранники принадлежали ГПУ, а над ними стоял начальник, командующий лагерем, как правило, носивший звание младшего или старшего лейтенанта ГПУ. Кроме того, в лагере имелся целый штат других служащих: бухгалтеры, переводчики, повар и доктор; над ними, естественно, стояло высшее начальство. Нашего переводчика звали Хелвиг, он был из поволжских немцев.
История лагеря
Наш лагерь строили польские солдаты в 1939 году. Они прокладывали железную дорогу в Воркуту, ведущую в те районы, где велась добыча нефти и угля, который был низкого качества и который кораблями переправляли в Ленинград, где использовали в процессе обработки железной руды. Около 6 % российского угля добывается в тех местах. Наш лагерь располагался вблизи реки Ишмы, притока реки Печоры.
Территория называлась Социалистическая Республика Коми (Коми ССР); коренными жителями являлись племена коми, кочевники, имеющие родство с небольшим народом, живущим на севере Финляндии. Лишь один раз мне удалось увидеть группу из десяти человек, которые проскакали верхом по городскому рынку в цветастых одеждах, чем-то напоминающих эскимосов.
На месте расположения женского лагеря раньше стояла башня, где, по слухам, во время коммунистической революции Сталин держал в заключении священника.
Вообще Коми ССР стала местом, где содержались колонии преступников. Также сюда ссылались политические заключенные, а состав преступления иностранных пленных заключался в том, что им всего-навсего довелось родиться не в России. Мы провинились в том, что были немцами.
В госпитале работало три женские и три мужские бригады, а также бригада ОК из нашего лагеря. Поначалу наша бригада выполняла мелкие работы, а потом нас направили на постоянный объект. Примерно в полутора милях от лагеря находился огромный песчаный карьер, и песок, который мы должны были там добывать, предназначался для строительства железнодорожных путей. Почти все в той части России было связано с железными дорогами; это было необходимо для жизни страны.
Наше рабочее предназначение
Железнодорожное полотно пролегало в непосредственной близости к месту выгрузки песка. Чтобы разровнять одну такую кучу, раскидав песок по земле на расстояние тридцати метров в ширину и трехсот метров в длину, уходило около месяца. Затем мы толкали по рельсам вагоны, подгоняя их к насыпи и нагружали их песком.
Весной и зимой, когда земля замерзала, мы пробивали дыры в ней раскаленными металлическими прутьями, заколачивая их молотами. Все кусты и деревья, растущие на пути, удалялись, так же как и любые органические материалы, которые впоследствии могли помешать при прокладке рельсов.
Работой руководил русский, бывший заключенный, которого освободили досрочно при условии, что остаток срока он проработает на этой территории. Несмотря на то, что он был нашим начальником, да к тому же принадлежал к вражескому стану, он все же пытался понять нашу ситуацию, хотя не знал ни слова по-немецки.
Самым трудным для нас было выполнение работы, требующей физических навыков. Была ли это работа на торфянике, толкание составов или мы пилили лес, нам всегда устанавливали нормы. Меня поражала способность русских достигать сравнительно больших успехов, используя примитивные орудия и средства труда.
Например, укладывание шпал, которые не подходили по размеру и были слишком короткими или, наоборот, слишком длинными, являлось одной из их специальностей. Причем здесь они использовали одно-единственное средство – собственные руки.
С другой стороны, все, что делалось наспех, не могло прослужить долго. Главной задачей было выполнить работу в рекордные сроки, а качество из-за этого страдало. Каждый стремился выполнить свою норму, а каков будет результат, не всегда имело значение.
За год семь поездов сошли с рельсов. А произошло это потому, что шпалы не выдерживали давления при движении поезда. Не удивительно, что и рельсы, уложенные наспех, не всегда выдерживали вес вагонов. Тем не менее поврежденные составы ремонтировались в поразительно короткие сроки и запускались снова. Хотя такие эксперименты были крайне небезопасны, очень редко происходили несчастные случаи.
День в лагере
Каждый день в лагере представлял собой монотонную рутину. В шесть часов утра мы просыпались от стука в дверь – нас будил охранник. Умывшись, одевшись и получив завтрак в столовой, бригадир шел за полагавшимся хлебом, который делил между нами. Выдавалось по двести граммов на человека, которые делились на три приема пищи.
