Проблеск надежды
Как-то вечером нескольких человек, включая меня, попросили вынести наши нары и ошпарить их кипятком, чтобы избавиться от клопов. Пока мы ждали, когда вода станет горячее, фрау Кох, жена одного лагерного чиновника, посмотрела на меня задумчиво и спросила, сколько мне лет.
Когда я ответил, что мне исполнилось семнадцать, она покачала головой и сказала, что, возможно, скоро меня отправят домой. Мне так хотелось верить ее словам, и все последующие дни я только и думал об этом. Я размышлял: «Может ли быть правдой, что я вновь увижу родной дом? Неужели русские отпустят нас?» Целыми днями я взвешивал все за и против. Ночью я лежал, не в силах сомкнуть глаз и все думал, думал. Кто-то ворочался в своих кроватях, а кто-то, возможно, молился; ведь у каждого из нас было одно-единственное желание – вырваться на свободу. Но наступало утро, и все продолжалось; ничего не менялось. Унылые, мы вновь возвращались к работе. И все же многих не покидала надежда, хотя сделать мы ничего не могли.
С другой стороны, сами того не замечая, мы постепенно привыкали к русской культуре и окружению. Часто между собой мы говорили по-русски, а уж когда ругались, то без русского мата вообще было не обойтись.
Однажды утром повар на кухне рассказал мне, что всех немцев освободят! Новости разлетелись по лагерю со скоростью света. Мы не знали, плакать или смеяться. Мы жали друг другу руки и обнимались. Никогда в жизни я не был так счастлив.
После этого объявления мы стали работать еще больше, чем раньше. Некоторые заключенные не верили в то, что это была правда. Но скоро объявили официально: мы отправляемся в путь через неделю!
Еще до того как пришли эти новости, мы заметили, что наиболее выгодные рабочие места заняты русскими заключенными. Русские работали по системе досрочного освобождения. Многие отсиживали большие сроки. Шансов убежать не было никаких. Единственной нитью, связывающей лагеря с остальной Россией, была железная дорога, которая контролировалась охраной. Некоторые предпринимали попытки к бегству, но их ловили в нескольких километрах от лагеря и возвращали назад, и обращались с ними после этого еще жестче. С плохим знанием языка, да к тому же без денег нам, немцам, убежать было невозможно.
Я и еще один пленный были последними из нашей группы, кто официально работал в лагере. Наконец то, во что верилось с трудом, свершилось: нам выплатили последнюю зарплату. Я получил 270 рублей за двадцать один день. У меня были настолько смешанные чувства, что я даже не мог в полной мере насладиться предвкушением грядущей свободы. Неужели Бог услышал мои молитвы?
До прибытия поезда оставалось еще три дня, и нам предложили поработать за дополнительную плату. Мы отработали, но ничего не получили. Немного поспорив с бригадиром, мы успокоились и пошли напилить дров для местных жителей, которые заплатили нам по три рубля и дали три килограмма овсяной крупы за два часа работы. Этот заработок помог нам прожить до самого нашего отъезда.
С тех пор как нам объявили о скором отъезде, мы, немцы, сплотились невероятно. Мы допоздна сидели на своих кроватях и разговаривали о доме и о родных местах, где так хорошо жили, даже не осознавая этого.
В те дни перед отъездом нас волновал один вопрос: что случилось с нашими домами? Сможем ли мы снова оказаться у себя на родине? Удастся ли жителям Западной и Восточной Пруссии найти свои жилища на оккупированной территории? Кто занял Восточную Пруссию – поляки или русские? А затем шел самый главный вопрос: где наши родственники? Они еще живы или все они тоже в России?
Путь домой
Наступило 27 ноября 1946 года, день, которого мы ждали с момента нашего приезда сюда. Мы знали, что это конец, когда услышали приказ: «Собрать в дорогу лагерные принадлежности». Я положил свое старое одеяло в кучу остальных. Было нелегко попрощаться с ним; оно согревало меня долгих два года, и мы стали хорошими друзьями. Оно давало мне тепло, а я, в свою очередь, чинил его. Но так как несколько недель назад нам выдали новые одеяла, я, отбросив все сантименты, предпочел взять с собой его.
28 ноября мы получили последние распоряжения: «Приготовиться к отъезду!» Хоть нам и хотелось мчаться со всех ног, все же мы понимали, что нужно соблюдать осторожность. Охранники досконально проверяли все наши вещи: открывали пачки с крупой, рюкзаки, сумки и чемоданы. Проверив вещи, нам сказали, как лучше всего пройти к станции. Я обернулся одеялом, а затем надел сверху свою русскую шинель.
Далее мы строем отправились на станцию, находящуюся в полутора километрах от лагеря. Вагоны уже ожидали пассажиров; они напоминали те самые, в которых мы приехали в эту страну.
Опять вагон отапливался маленькой печкой, но на этот раз у нас имелся запас дров, которые нам дали с собой в совхозе. К счастью, было не так холодно – только три градуса мороза. Привыкнув к более низкой температуре, жизнь в вагонах показалась нам вполне нормальной.
Ночью локомотив тронулся. Все тихо лежали на своих местах, хотя никто не спал. Слушая стук колес, мы ощущали, что переживаем исторический момент. Невозможно передать радость, которая охватила нас. В ту ночь не было на свете человека счастливее меня.
Тук-тук-тук – поезд набирал скорость. А в этом монотонном стуке мне слышалось: домой, домой – мы едем домой!
Сначала наши вагоны были прицеплены к товарному поезду, но потом нас отсоединили и мы продолжили свой путь отдельно. Начальником поезда был русский лейтенант ГПУ, а также с ним ехал его помощник. Первая половина пути прошла весело, потому что у всех было достаточно денег и запаса продуктов. Каждый находился в отличном настроении. Мы пели все известные народные песни и даже национальный гимн. У каждого имелась какая-нибудь веселая история. Мы болтали обо всем на свете, начиная с обсуждения красивых мест, которые проезжали, и заканчивая разговорами о том, кто что съест первым делом, когда приедет домой.
Пейзажи, открывающиеся нашему взору, почти ничем не отличались друг от друга; огромные непроходимые леса тянулись на много километров вокруг болота, пустые лагеря, построенные самым примитивным образом. Наверняка каждый из них имел свою историю и не одна человеческая судьба сломалась здесь. Не исключено, что прямо на холме между болотами находилось кладбище, а с вышки часовой стрелял по беглецам. Хотя мы находились на пути к освобождению, наши мозги еще не перестроились. Мы не верили, что впереди нас ждет свобода.
Возвращение поездом
Однажды мы остановились где-то между станциями. Вызвали шестьдесят человек, которые с вещами отправились куда-то вместе с офицерами. Мы узнали, что их переправили в другой лагерь. Это стало шоком для нас; ведь мы думали, что едем домой. Русские объяснили, что эти люди остаются здесь в качестве «специалистов» до тех пор, пока не привезут других заключенных.
Мы знали, сколь долгими могут оказаться эти временные периоды. Однажды меня забрали на шесть дней, чтобы кормить коров, а эти дни растянулись на два года. Люди, которых увели сейчас, принадлежали ко второй рабочей категории; среди нас они были самыми сильными.
