Самир жил на первом этаже дома, где все квартиры были съемными. Дом был словно из фильма про жизнь трудных подростков в пригороде, только без вампиров, вязаных шапок, дедушкиных велосипедов и снега. Мои шаги гулко звучали в подъезде. Дверь без кодового замка была приоткрыта. Дверь в квартиру Самира была прямо у лифта. Я позвонила, и мне открыл юноша, похожий на него как две капли воды. Я не успела представиться, как в прихожую вышел сам Самир.
Его отец и мать были дома. Я не знала, что у Самира были младшие братья, но сходство было столь разительным, что никакого сомнения в родстве не было. Я представилась и думала, что меня пригласят в кухню. Ее было видно из прихожей, больше похожей на узкий коридор, заполненной пустыми коробками. Я думала, родители Самира захотят со мной поговорить, спросить, откуда мы с Самиром знаем друг друга, что они заставят меня присесть, угостят кофе или чаем, шоколадным тортом или еще как-нибудь выразят свою заинтересованность. Но ничего подобного. Мой приход не вызвал у них ни капли интереса. Только раздражение. Мать Самира сказала что-то на непонятном мне языке и удалилась. Папа принял протянутую руку, но тут же выпустил, не представляясь, и вернулся к телевизору, по которому передавали футбольный матч двух неизвестных мне команд.
Телевизор был просто огромным, в два раза больше нашего. Сперва я думала, что звук отключен, но потом заметила, что он смотрел телевизор в больших зеленых наушниках.
Я не поняла, почему Самира так расстроил мой приход. Потому что я не предупредила, что приду? Но он тоже заявлялся ко мне без приглашения. Так все и началось. Я не требовала, чтобы он представил меня родителям в качестве девушки, но он мог хотя бы сказать: «Это Майя, мы учимся в одном классе».
Мы могли бы пойти в его комнату. Я хотела посмотреть, как он живет. Ничего, если он делит комнату с братьями. Мне было плевать на такие вещи.
Мне хотелось сказать ему: «Тебе нечего стыдиться, мне это все не важно». Но почему-то я не могла. И я молчала. Только выдавила «Мы можем поговорить?» или что-то в таком стиле.
Самир топтался на месте в кроссовках, в которых я никогда его не видела в школе. Еще на нем были блестящие спортивные штаны. Униформа пригорода, подумала я.
– Пойдем пройдемся, – сказал он.
Я повернулась было, чтобы пойти в гостиную попрощаться с его отцом, но Самир взял меня за руку и вытянул на лестничную площадку. Видно было, что мой приход его не обрадовал. Самир был в бешенстве. Я хотела только поговорить с ним, спросить, что мне делать теперь, когда Аманда все узнала. Я не хотела сама принимать все решения. Мне хотелось, чтобы он сказал: «Порви с Себастианом, порви с ним прямо сейчас». Чтобы оценил, что я сама приехала в Тенсту вместо того, чтобы потребовать, чтобы он приехал ко мне. Я хотела показать, что могу поехать к нему домой, что мне плевать, в каких условиях он живет.
Какая же была дура. Почему мне было так важно дать ему понять, что мне все равно. Разве Самир считал Тенсту лучшим местом на свете? Вряд ли. Тогда он не стал бы тратить два часа на дорогу каждый день, чтобы посещать гимназию в элитном районе на другом конце города. Я не дура.
Может, мне стоило сказать, что я понимаю, как он ненавидит это ужасное место, где вынужден жить, что я правда понимаю, как сильно ему хочется выбраться оттуда, потому что он заслуживает лучшего. Он не должен жить в таких условиях. Может, это ему хотелось услышать. Может, это мне стоило сказать. Вся квартира, подъезд, дорога от метро и к метро, полиэстровые спортивные штаны. Нет, стыдиться тут было нечего, это не его вина. Но я боялась, что если скажу это вслух, он только будет стыдиться сильнее.
Самир шел впереди меня, не говоря ни слова. Я не знала, куда мы направляемся, но это было не важно. Не знаю, куда у них принято ходить, когда нужно поговорить. Я была готова ко всему – к прачечной, подвалу, детской площадке, площадке для скейтборда, кафе, доске объявлений, главное, чтобы нам никто не мешал. Не сразу я поняла, что мы идем ко входу в метро. Тогда я потянула Самира за рукав, вынуждая остановиться. Он странно посмотрел на меня. А когда я сказала, о чем пришла поговорить, все стало еще хуже.
Не помню, что именно он сказал, но он не считал, что мне нужно порвать с Себастианом, во всяком случае, не ради него. Я помню только: «Мы не встречаемся, Майя. Мы только несколько раз переспали, это совсем другое дело».
Нет, он не назвал меня шлюхой или дешевкой, ничего подобного. Но политически ангажированный интеллектуал и будущий лучший в мире международный корреспондент, Самир смотрел на меня как на последнюю идиотку.
Он даже не замедлил шаг во время разговора. Он хотел сплавить меня как можно скорее, и его совершенно не интересовало то, что я хотела сказать. Он снова взял меня за руку, как будто я была упрямым ребенком, не желающим покидать детскую площадку. Мы подошли к метро, но и там он не оставил меня в покое. Он топтался в своих уродливых белых кроссовках на платформе, пока не пришел мой поезд, сел в вагон со мной и доехал до центра. Зачем? Чего он боялся? Что я останусь и заведу кучу друзей в Тенсте и поселюсь в серой квартире с низкими потолками и линолеумным полом? Что мы станем соседями? Что я куплю такой же спортивный костюм, повяжу голову цветастым платком и заведу младенца, только для того, чтобы быть ближе к нему? Он не настолько хорош.
Я опустилась на сиденье, Самир остался стоять, хотя свободных мест было предостаточно. Но видно было, что он немного успокоился, потому что перед тем, как выйти в центре, он положил руку мне на плечо и сказал: «Пока, Майя, увидимся в школе».
Жаль, что меня тогда не стошнило.
От метро я пошла домой пешком. Через туннель, через парковку перед школой, которая, по сравнению с Тенстой, казалась просто прекрасной и по-домашнему уютной. Я шла быстро, но мне было холодно. Варежки, подаренные Амандой («Я нашла их в миленьком магазинчике в Сохо»), были мокрыми: изнутри – от пота, снаружи – от снега, и оттягивали руки вниз. Я выкинула их в мусорную корзину и сунула руки в карманы, но это мало помогло.
Придя домой, я сразу пошла в ванную и включила горячую воду. Меня всю трясло от холода.
Когда ванна наполнилась, я разделась и легла в обжигающе горячую воду. Мне было больно, но я стиснула зубы.
Я думала, Самир был в меня влюблен. Воображала, что он всегда любил меня (разве могло быть иначе?), и я поехала в Тенсту, чтобы сказать ему, что тоже его люблю. Я думала, он меня поймет. Думала, что я для него важна. Но это было не так.
Когда моя кожа сморщилась от воды и я наконец согрелась, я надела папин халат, пошла в гостиную, где на диване все еще лежало одеяло, зарылась в него, и позвонила Себастиану. Он должен был вернуться из ЮАР завтра вечером, но я хотела сделать это сейчас – до того, как я передумаю.
Мы проговорили минут двадцать. Сначала я его почти не слышала, но потом он вышел в другую комнату или на улицу, и я сказала то, что должна была сказать, и он ответил – спокойно и рассудительно. Я добавила, что мы можем встретиться и поговорить, когда он вернется, но он только сказал: «Что я могу на это сказать?» Но он не был расстроен, и, судя по всему, все понял. Мы попрощались, и я положила трубку. Через десять минут я начала сомневаться в том, что он действительно все понял и был в состоянии запомнить наш разговор, и для верности послала смс.
