– Но такого рода обвинение требует, чтобы прокурор доказал, что мой клиент совершал намеренные действия с целью причинения вреда Клаесу Фагерману или что существует прямая связь между словами и действиями моего клиента и убийством. В качестве доказательства обвинение приводит сообщения, которые мой клиент отправила Себастиану Фагерману в ночь накануне убийства. Обвинение трактует их текст как подстрекательство к убийству.
Не понимаю, почему Сандер повторяет все это. Он знает, что я не в силах слышать их снова и снова, но все равно продолжает. Фердинанд снова у проектора. Она открывает фото. Это снимок из самого популярного «Инстаграма» Швеции, принадлежащего шестнадцатилетней девушке из Борлэнге (кажется). На нем бокал со сладкой цветной посыпкой. «Я лучше покончу с собой, чем буду соблюдать палеодиету (диета каменного века)». За спиной раздаются смешки. Председатель суда невозмутим, но двое членов судебной коллегии смеются. Она снова кликает. На этот раз это фото курицы в кастрюле, и рядом фото птицефабрики. Под снимками текст: «Те, кто едят мясо, – убийцы».
Сандер пожимает плечами. Фердинанд продолжает кликать, показывая новые и новые снимки.
– Мы часто выбираем неудачные слова. Даже взрослые позволяют себе двусмысленные послания. Я обычно говорю жене, что лучше умру, чем посмотрю отборочный тур Евровидения, и все равно в итоге смотрю, а не пытаюсь покончить с собой. Иногда я даже голосую по телефону за самых кошмарных артистов только потому, что внуки меня заставляют. Я говорю им, что они смерти моей хотят, но я не думаю, что они действительно этого желают, или хочу в это верить.
На экране высказывания подростков из интернета о том, что они хотят «убить» тех, кто не слушает ту же музыку, и призывают звезду, пойманную на измене, «публично побить плеткой». Фердинанд показывает комментарии из блогов участников реалити-шоу и фото плакатов на футбольных соревнованиях, судя по всему, взятые из снэпчата.
Сандер машет рукой. Выключи, говорит этот жест. Сил больше нет видеть эти глупости. Он продолжает, на этот раз серьезным голосом:
– Я все это показываю не ради шутки. В этой ситуации нет ничего смешного. У Майи не было причин шутить, когда она отправляла сообщения Себастиану в ту ночь. Я пытаюсь только напомнить вам об очевидном. Мы употребляем в речи слова, связанные со смертью, не вкладывая в них никакого смысла. Подростки часто позволяют себе в речи лишнее. Но это не преступление. И в словах Майи нет ничего, что можно было бы рассматривать как подстрекательство к убийству.
Экран гаснет, Фердинанд возвращается на место.
– Но давайте предположим, – говорит Сандер, – что Майя действительно имела в виду то, что она писала. Допустим, она была в отчаянии и считала, что единственный выход из ситуации, единственный способ помочь Себастиану – это избавиться от его отца. Допустим, она действительно хотела, чтобы Себастиан убил своего отца. Делает ли это ее желание Майю виновной в подстрекательстве к убийству? Нет. Обвинению по-прежнему нужно доказать, что ее действия и слова привели к тому, что Себастиан решился на отцеубийство и что без Майи он никогда бы сам этого не сделал. Удалось ли обвинению доказать эту причинно-следственную связь? Нет.
Сандер указывает, что о последней вечеринке у них есть показания не только Самира, но и других. Полиция опросила Лаббе, проституток, охрану, всех, кто был там, и кто еще жив. У всех была своя версия событий, но все были поражены злобой Клаеса Фагермана и тем, как он пинал сына ногами, и как охране пришлось их разнимать. Они рассказали, что у Себастиана пошла кровь, что он был в состоянии шока, вероятно, зол на отца, но они не знали, что он чувствовал в тот момент. Я тоже рассказала свою версию, но мне, как вы понимаете, верят гораздо меньше, чем другим.
– Что мы узнали, так это то, что у трудного подростка Себастиана были сложные отношения с отцом. Мы не знаем подробности их последнего разговора в ночь, когда Клаес умер, но нам известно, что они были в комнате одни. Нам известно, что Себастиан принимал сильные наркотики. Нам известно, что Клаес сильно избил его. Нам известно, что у Себастиана были серьезные психические проблемы. Возможно ли, что одно смс от Майи могло бы заставить Себастиана совершить что-то столь ужасное, как убийство отца? Скорее всего, он давно уже замышлял убийство и вынашивал план мести отцу за издевательства. И объяснение его поступков нужно искать не во влиянии Майи, а в проблемах между отцом и сыном и состоянии психики Себастиана Фагермана. Я уверен, что суд в этом вопросе придерживается той же точки зрения, что и я.
Он еще какое-то время говорит о том, как важно согласиться с тем, что я не подстрекала Себастиана убить отца. Затем к его голосу возвращается сухость. Он скупым юридическим голосом рассказывает о «конкретных» доказательствах, представленных прокурором.
– Есть ли показания свидетелей, или улики, или другие факты, доказывающие, что мой клиент планировал вместе с покойным Себастианом Фагерманом убийство в Общей гимназии Юрсхольма? Нет.
Сандер повторяет то, что он уже говорил ранее. Никаких отпечатков пальцев на внутренней стороне сумки, на молнии, на сейфе с оружием и так далее. Сандер обращает внимание (снова) на то, что Себастиан задолго до убийства запасся взрывчаткой (которую нельзя было бы взорвать), когда мы с ним еще не были близки.
– Было ли найдено хоть одно сообщение в переписке Себастиана и Майи, которое свидетельствовало бы о том, что Майя в курсе планов Себастиана убить отца? Нет. Когда Майя приходит в дом Себастиана, его отца уже около двух часов нет в живых. Есть ли доказательства, что Себастиан сообщил Майе о том, что он сделал? Нет. Есть ли доказательства того, что Майя догадалась о том, что Клаес Фагерман мертв? Нет. Ничего подобного в материалах обвинения мы не видим. Мне приходится тратить отведенное мне время на то, чтобы напомнить вам о том, что обвинению не удалось доказать. Обвинению не удалось доказать, что Майя знала код от сейфа, где хранилось оружие. Ее отпечатки не были обнаружены на сейфе – ни внутри, ни снаружи. Зато там много отпечатков отца и сына. Это говорит о том, что у обвинения нет технических доказательств того, что Майя помогала собирать оружие. Ее отпечатки есть только на ручках одной из сумок, но не на молнии, не внутри сумки и не на взрывчатке, которая была найдена в ее шкафчике. Ее отпечатки есть на одном из ружей, но только на одном.
Сандер делает паузу, листает бумаги, отпивает воды из стакана. Тянет время. Потом снова приступает:
– Существуют ли доказательства, обстоятельства, показания свидетелей или иные факты, указывающие на то, что мой клиент помогал Себастиану Фагерману совершать преступление? Есть ли доказательства соучастия моего клиента в убийстве? Да, судя по всему, существуют.
Он говорит это и иронией и изображает удивление.
– Обвинитель предъявил показания свидетеля, сделанные при сомнительных обстоятельствах. Свидетелем вызван тяжело раненный юноша, который еще до первого допроса был проинформирован о том, что мой клиент находится под арестом. Юноша на допросе сообщил версию событий, которая отличается от рассказа моего клиента. Он также сообщил, что моя подзащитная разговаривала с Себастианом Фагерманом во время атаки, а также намеренно застрелила одну из жертв.
