Мы перемещаемся в кухню. Повернувшись к Кларе спиной, я промокаю глаза полотенцем и открываю бутылку «Блоссом-Хилл» («Лучшее вино в сети „Ниса-локал“!»). Милли забирается к «тете Кларе» на колени. Филиппа ужасно раздражает то, как дочь называет мою подругу. В его семье не приняты никакие «тети», будь они хоть трижды родственницы, – что за вульгарное словечко? Милли жует чипсы, заедая противный вкус макарон, а Клара рассказывает ей истории из нашего детства. О том, как однажды летом моей маме вдруг стало очень нездоровиться, и пришлось ей поехать полечиться в одно особенное заведение. А я тогда прожила в Клариной семье целый месяц.
– Представляешь, месяц ночевок в гостях! Мы тогда говорили не «в гости с ночевкой», а «остаться на ночь»…
В конце концов мы – с уговорами и прибаутками – укладываем Милли в кровать. Я подтыкаю ей одеяло и нежно целую. Она обвивает руками мою шею, и я улавливаю запах ее пижамы – чуть кисловатый аромат детской присыпки. Я впитываю его всеми клеточками, пока он не сворачивается уютным клубочком вокруг моего сердца. Ничто никогда не сможет встать между мной и моим ребенком! На какую-то минуту я даже жалею, что приехала Клара – как было бы хорошо забраться под одеяло к Милли… закрыть глаза… И все мои тревоги, все беды просто растворились бы…
– Люблю тебя, – шепчу я.
– Я люблю тебя сильнее.
– А я – еще сильнее.
Я остаюсь с Милли чуть дольше, чем нужно. Когда она была совсем малышкой, мы с Филиппом укладывались по обе стороны от нее и ждали, пока она уснет. Иногда Филиппа тоже смаривал сон, и я любовалась обоими – мерным дыханием, подрагиванием сомкнутых ресниц… Если бы память то и дело не подсовывала мне такие воспоминания! Было бы гораздо легче…
Я тру глаза. Надо идти вниз, надо собраться с духом… Я расскажу Кларе, что со мной приключилось с четверга. Но сначала нужно самой вспомнить все по порядку. Пока удается думать ясно, пока я могу четко видеть картину – ничего плохого со мной не случится. Но если начать вываливать на лучшую, самую близкую подругу все подряд… боюсь, тогда я просто не смогу остановиться. Столько страхов! Про меня и Филиппа, про работу… Из-за этого убийства они ожили, разрослись… Может, что-то недоговаривать и означает почти предать дружбу, но… Некий ультрамодный ученый в нашем шоу рассказывал про устройство атомов. Про ядра и электроны. Про то, как атомное ядро удерживает в целости и сохранности свою электронную оболочку. Вот и я так же. Пытаюсь регулировать энергетические уровни, чтобы мое атомное ядро оставалось в гармонии с неповрежденной электронной оболочкой…
Пока я укладывала Милли, Клара пересела – спиной ко мне, лицом к саду. Через два дома от нашего в верхнем – том самом – окне горит свет. Наверное, это ванная. В какой еще комнате может быть такой унылый белый свет? Или офис. Я присматриваюсь. Нет, в окне – никого.
– Где Филипп? – не оборачиваясь, спрашивает Клара. – Опять нет дома?
– В отъезде.
Она поворачивает ко мне голову, в глазах вспыхивает огонек. Или показалось?
– И что, он не вернулся, даже когда узнал о твоем аресте?
– Пока нет. – Легкость и непринужденность в голосе. Не придерешься. – Знаешь, он даже не позвонил.
– Ничего себе!
– Может, он пока ничего не знает. Я не смогла с ним связаться.
Опять это чувство… Из ниоткуда. Словно я балансирую на самом краю пропасти… Если бы я ей открылась, подруга меня поддержала бы, поняла…
Я сажусь и доливаю себе и Кларе вина. Мой бокал покрывается снаружи влажными бисеринками конденсата, и, рассказывая, я вожу по нему пальцем, вычерчиваю причудливые узоры. Я допустила кучу промахов, сообщаю подруге. Периваль на меня, кажется, точит зуб. И у него столько необъяснимых улик – внешнее сходство, одежда, газетные вырезки, итальянская почва, оплаченный моей кредиткой чек…
Клара слушает, отставив свой бокал, а когда я умолкаю, внимательно смотрит на меня:
– И зачем же, по мнению полиции, тебе ее убивать?
– А им мотив неважен, представляешь? По-моему, их вполне устраивает туманное объяснение, что… – Ну что мне ответить? – Что она была моей сумасшедшей фанаткой… и что я ее убила, чтобы… чтобы прекратить преследования…
– Неубедительно.
– Сама знаю.
О сталкере я Кларе почти ничего не рассказывала – неловко как-то, будто хвастовство своим полузвездным статусом. Филипп упомянул о моем преследователе за тем злополучным китайским ужином, и в глазах у подруги вспыхнуло знакомое выражение: именно так она смотрит, когда речь заходит о трудностях обучаемости, которые Клара окрестила «буржуазной дислексией».
– А она тебя «преследовала»?
Кавычки.
– Понятия не имею. Обычно автоматически думаешь о мужчине… Пару лет назад в Штатах опубликовали доклад, в нем утверждалось, что шестьдесят семь процентов всех фанатов, преследующих женщин, – это мужчины. Но… – Я хмурюсь.
– А сама-то ты что думаешь?
– Все эти улики связывают Аню Дудек не столько со мной, сколько с домом. Я же здесь не одна живу. Может, Марта…
– И что говорит Марта?
– От всего открещивается. От знакомства с убитой, от того, что давала ей одежду, что брала мою кредитку и покупала пиццу…
– Думаешь, это правда?
– Не знаю… Она мне не особенно нравится. И мне кажется, она что-то скрывает… Но доказательств у меня нет. И… Понимаешь… Может, я сама виновата…
Удивленный Кларин взгляд.
– В смысле, виновата в том, что ее недолюбливаю.
Она все равно выжидательно смотрит на меня.
– Филипп, – помолчав, произношу я. – Ты думаешь о Филиппе.
– Он в этом доме, между прочим, тоже живет. И все доказательства могут с таким же успехом указывать на него!
Большой глоток вина. Да, знаю, подруга не особенно расположена к Филиппу… Но подозревать его в убийстве… Она серьезно?
– Могут, – киваю я.
– Габи…
– Филипп – не убийца. Он, конечно, редкостный гад, помешанный на деньгах и статусе, который, похоже, меня разлюбил, но не убийца!
Она смеется. И я вместе с ней, хотя еще пару секунд назад мне было не до смеха.
– К тому же он такой организованный, хладнокровный и продуманный. Если бы он решил кого-то убить, то подошел бы к делу с умом. Да его убийство и на убийство-то похоже не было бы! Не то что это – небрежное, грубое. Он бы не ошибся ни в чем… Это не Филипп.
– Логично.
– Плюс ко всему он вечно на работе. И у него есть алиби!
Сдаваясь, Клара вскидывает руки:
– Хорошо, хорошо! Мы выяснили, что твой муж – не маньяк с топором!
– Радость-то какая… Будешь?
Я подливаю ей вина, и она, улыбаясь, смотрит на меня поверх бокала. Отпив, ставит его в сторону и заявляет:
