– Правда, – грустно улыбаюсь я. Женщина, смирившаяся со своей тяжелой потерей.
Только как же он ошибается! Я могла бы поведать, насколько я была готова к такому повороту событий; как год за годом я видела, к чему все идет. Могла бы – но не стану.
Темные волоски на костяшках его пальцев… Кажется, я где-то читала, что отсутствие или рост волос на костяшках обусловлены наследственностью.
Хейуорд убирает руку и откидывается на спинку стула – расслабленная поза человека, живущего в гармонии со своим телом, человека сытого, наслаждающегося игрой мышц; человека, для которого прикосновение к чужой влажной коже не имеет ровно никакого значения.
Он снова подается вперед:
– Значит, ваши мысли были заняты другим. Может, вы все-таки с ней общались, но забыли. Или она явилась к вам домой, но никого не застала. Так или эдак, неважно – в этой ситуации ее заинтересованность вами вполне понятна. Неудивительно, что она вырезала несколько заметок, чтобы, например, отослать матери. – Он качает головой. – Но вот одежда… пицца… Очень странно.
Может, во всем виновато пиво, но недоуменное движение Хейуорда головой вдруг вызывает в моем теле дрожь облегчения, мощную, сродни наслаждению. Быть рядом с человеком, знающим о тебе столько фактов, столько уличающих подробностей, – и все равно верящим в твою невиновность!.. Как чудесно! Мне хочется петь. Если бы речь шла о друзьях, любимых людях – я бы так не радовалась. Близкие склонны верить нам на слово. Но ведь добытые Джеком Хейуордом сведения – это не моя личная версия произошедшего. Собранная им информация объективна и никем не приукрашена. А он все равно во мне не сомневается. И у меня рождается идея.
– Послушайте, – начинаю я. – У меня есть предложение. Я дам вам интервью; и вы будете спрашивать меня, о чем захотите. Но сперва вы поможете мне несколько дней во всем этом… покопаться. У вас есть связи. А я не представляю, с чего начать. Я не предлагаю расследовать, нет! Всего лишь прощупать обстановку, кое-что поспрашивать, разузнать, к чему склоняется полиция. Вдруг мы отыщем что-нибудь, способное меня оправдать? Не факт, конечно. Может, наоборот, лишь еще больше спровоцируем Периваля. Но, по крайней мере, сделаем хоть что-то для… Ани. Я… Я должна… ради нее…
Молчание. Джек выглядит обеспокоенным, даже слегка испуганным. Неужели весь этот разговор, все его рассуждения о деле были лишь для того, чтобы завоевать мое доверие?
– Но ведь вам в понедельник на работу. Когда же вы успеете?…
– Мне не надо на работу. И это тоже проблема.
Молчаливый вопрос в глазах.
– Меня… временно отстранили.
Долгая пауза. Он пытливо вглядывается в меня. И, когда я уже почти потеряла надежду, произносит:
– Согласен.
Я выдыхаю:
– Честно?
– Да. А что мне остается? К тому же я уже представляю шикарную статью… Столкновение двух миров – много подробностей, разбавленных журналистским расследованием… Может, даже удастся пристроить ее в «Санди таймс». – Он извлекает из внутреннего кармана пиджака небольшой диктофон. – С чего начнем?
При виде диктофона я теряюсь. Но стоит мне открыть рот, чтобы попросить его убрать, раздается звонок моего мобильного. Телефон лежит на столе, и первым на экран бросает взгляд Джек. Филипп.
– А, – небрежно бросаю я. – Перезвоню позже. – И прячу мобильный в карман. – Итак, с чего же нам начать? У меня есть предположение насчет одежды и чека на пиццу. Возможно, здесь замешана моя няня. Подождите, не записывайте! Я не уверена, что стоит упоминать об этом в статье. У меня ведь нет подозрений, что Марта убила Аню. Они просто могли быть знакомы, но Марта об этом почему-то помалкивает. Полиции она заявила, что убитую не знала, а мне – что могла несколько раз видеть ее в церкви.
– И где Марта сейчас?
– Уехала в гости к подруге из Кольерз-Вуда.
– Кольерз-Вуд, – зловещим приглушенным голосом повторяет Джек. Будто я выдала ему логово самого Волан-де-Морта. И вся эта история начинает казаться уже не готической, а комической. Напряжение медленно отпускает. – Покажите мне ее комнату.
– Там уже побывала полиция. Думаете, от них что-нибудь ускользнуло?
– Разные взгляды – разное видение. Для одного человека какая-нибудь мелочь не будет значить ничего, другому же расскажет многое. Да и несостоятельное доказательство всегда вызывает подозрения. Идемте! – Он громко отодвигает стул. – Мы собираемся расследовать? Или мы не собираемся расследовать?
Я покорно поднимаю ладони – сдаюсь, мол, – и направляюсь к лестнице. Хейуорд идет следом, и я отчетливо ощущаю, как под его тяжестью прогибаются ступени. От смущения и неловкости взлетаю наверх мигом. Толкаю нянину дверь – и вздрагиваю. На кровати Марты кто-то лежит. Уф-ф-ф, нет, показалось! Это просто одеяло, непонятно зачем причудливо скрученное в рулон и приваленное сверху подушками.
Джек подходит к окну, раздвигает пальцами планки жалюзи. За стеклом моросит дождь.
– Отсюда видно парк, – произносит он. – Поверх крыш.
Я так и стою у двери, не в силах пересечь некую невидимую черту. А вот журналист не испытывает ни малейших колебаний. Наверное, потому, что Марту в глаза не видел; может, это автоматически делает его поступок не таким аморальным? Хейуорд уже распахивает дверцы гардероба – словно берет комнату силой. Из шкафа выпадает рулон коричневой оберточной бумаги.
– Ну и чего вы ждете?
– Надеюсь, я не попаду за это в ад. – Я переступаю порог комнаты и присоединяюсь к Джеку.
По-прежнему чувствуя себя преступницей, осматриваю полки стенного шкафа, снизу вверх. Учебники и пособия – «Английский без проблем», словарь; брошюрки – «Мадам Тюссо» и лондонский Донжон; визитка такси. А сзади – стопка вместительных коричневых конвертов, толстый рулон белых стикеров и несколько катушек скотча.
– Зачем ей столько канцелярии? – удивляюсь я.
– Хм. Не знаю.
Джек лениво перебирает висящую на плечиках одежду:
– А легинсов? Сколько легинсов нужно девушке для счастья?
– Ну, это вопрос спорный.
Полотенца. Постельное белье. Туалетные принадлежности. Чтобы дотянуться до задней стенки верхней полки, приходится встать на цыпочки. Скомканная одежда. Вот так неожиданность! Мои джинсы. Те самые, пропавшие.
– А я-то гадала, куда они подевались. Наверное, Марта сунула их к себе по ошибке.
Джек закрывает шкаф и спрашивает:
– А что мы вообще ищем?
– Понятия не имею. Идея была ваша.
– Что это? – Он кивает на стоящую под кроватью обувную коробку.
– Нам обязательно в ней рыться?
– Вы правы, необязательно. Но я все равно загляну. Не смотрите на меня так! Ей-богу, Габи!
Он впервые назвал меня по имени.
