– Что?
– Ну… Понимаете… Вы такая веселая, такая милая, и вы в беде. Я – герой, собрался вас спасать, и у нас вроде так хорошо все складывалось. Вы с радостью принимали мою помощь… А потом – бац! – и я уже не нужен!
Веселая, милая… Какие чудесные слова, слова-ромашки. Стóит лишь присесть, набрать букет, – и можно будет сплести венок и повесить себе на шею… Меня давным-давно никто не называл веселой. Или милой. Слова-обманщики… затерявшиеся в прошлом…
– Жаль, что испортила вам настроение, – наконец говорю я.
– Да я, наверное, просто был тогда голодным.
Я опять улыбаюсь:
– Не иначе. Все-таки долго не ели… Минут десять.
– Я поначалу был не в восторге от вашей затеи. Честно говоря, просто собирался подыграть. Чтобы добиться обещанного интервью. Но потом… Потом я узнал вас ближе… И теперь мне хочется помочь. Очень хочется. Искренне. Пожалуйста, не отказывайтесь…
Какой низкий обволакивающий голос… с легкой хрипотцой… Будто он простужен или только что выкурил сигарету. Шикарный голос… Ни одна девушка не устоит…
Я гусеницей сползаю с подушки. Теперь голова лежит на одеяле вровень с телом, а ноги свешиваются с края кровати. На потолке – крошечная черная точка. Паучок? Букашка? Или просто грязь? Никак не пойму, увеличивается ли расстояние между ней и люстрой?
– Спасибо, – помолчав, отвечаю я.
– Знаете, я тут думал… Уверен все-таки, Кристе что-то известно. Надо попросить у нее разрешения почитать Анины дневники. Согласны, Габи? Может, там описано, что с ней происходило. Нам будет полезна малейшая зацепка, которая отведет подозрение от вас!
Вот сейчас самое время рассказать ему о другом Анином мужчине. Но какой же долгий сегодня выдался день!.. Я безумно устала. А этот разговор так сладко греет душу. Разговор с мужчиной, который, в отличие от Филиппа, горит желанием помочь, спасти… Наверное, меня это не красит. Память услужливо подсовывает мимолетное воспоминание о гостье «Доброго утра», страдавшей синдромом Мюнхгаузена. Чтобы получать сочувствие и внимание, которых ей недоставало в детстве, бедняжка постоянно притворялась больной. Вот и у меня, наверное, проявление такого же синдрома – я собираюсь придержать важную информацию, чтобы подольше купаться в Джековой заботе…
Я могла бы, конечно, соврать, что молчу из чувства долга; исключительно ради данного Кристе обещания. Только кого я обману? На самом деле я хочу быть в центре его внимания, хочу, чтобы все помыслы Джека были поглощены мной… Нет, меня это определенно не красит. Никаких благородных побуждений… Мои мотивы куда сомнительнее.
– Вы там еще не уснули?
– Нет, – скрипучим голосом жалуюсь я. – У меня, похоже, простуда начинается.
– Габи… Что случилось?
Черная точка на потолке не сдвинулась с места. Она неживая. Просто черная точка. Грязное пятно. Я тяжело вздыхаю:
– Полиция раздобыла какое-то новое доказательство. Не знаю, какое. Мне Периваль сегодня сказал… в участке.
– Вы были в участке? Зачем?
– Сегодня утром поймали мужчину, который крутился возле дома. Того же, что и вчера. Его задержали, но потом отпустили.
– Ты заперлась?
– Да.
– Ты там одна?
– Марта уехала на занятия.
– Я приеду.
Под окном урчит двигатель. Когда я чувствовала себя так с Филиппом? Такой ценной? Такой… присмотренной? Честолюбие и напористость – как легко они сметают со своего пути простую доброту! События последних дней содрали с меня кожу, оголили, сделали обыкновенной. А Джек хочет обо мне, такой вот голой и заурядной, заботиться… Сколько сомнений поднимается внутри… Куда от них деваться?
– Хочешь, я приеду? – мягко, но значительно повторяет он.
Ох и голос… Какие у его обладателя большие, сильные руки… закругленные пальцы… темные волоски на костяшках… Какое лицо… словно открытая книга, на нем так легко читаются все чувства… Я бесстрастно представляю его тело… Тяжесть этого тела, когда оно оказывается сверху… Мягкую шелковистость волос, в которую так приятно запустить пальцы…
– Я ничем не занят, – вклинивается в эти видения Джек. – Торчу тут в гордом одиночестве. «Гвоздем» моего вечера должны были стать стакан дешевого вина и заказная пицца.
Дешевое вино и пицца. Уютный компаньон одинокого вечера. Квартирка над прачечной, двухъярусные кровати с кучей детей…
Если бы в моей жизни не случилось Филиппа, я бы вышла замуж именно за такого мужчину, как Джек. А может быть, именно таким мужчиной стал бы Филипп – пошли ему судьба чуть больше провалов и чуть меньше успеха… Джек – мой несостоявшийся альтернативный финал.
Среда
Сбившаяся простыня измята; наполовину сползшее с кровати одеяло почти не прикрывает моей наготы. Одежда валяется на полу неаккуратными островками – футболка и бюстгальтер, повседневные трусики внутри джинсов. Под мышками влажно и солено от свежего пота.
Из ванной доносится звук спускаемой воды, и он появляется в дверях – обнаженный, с красноватым от загара лицом, резко контрастирующим с бледным телом. Улыбается и расслабленно валится поперек кровати. Матрасные пружины вздыхают.
– Привет, – шепчет он.
– Привет.
Поглаживая меня по спине, разворачивает лицом к себе. Трется подбородком о мою шею, щекочет дыханием оголенный затылок.
– Мне нравится твоя стрижка… Одобряю!
– Я очень рада. Куда я без твоего одобрения?…
…Он примчался прямиком из аэропорта. Домой. Не в офис. Такого не случалось давным-давно. Стук двери, глухой удар брошенной сумки, жадный зов: «Габи!» – и вот он уже в кухне. Я как раз ела мюсли, и выпавшая из рук ложка украсила стол пятнами молока и хлопьев. Проглотить потрясение времени не было. Еще минуту назад я сидела одна в тихой кухне, и вот он уже здесь – руки тянутся ко мне, на лице душевная мука, пьян то ли от спиртного, то ли от смены часовых поясов. Буря чувств, вызванная взбудораженной психикой.
Он хотел сделать сюрприз. Как только все деловые переговоры были закончены, ему тут же захотелось домой. Ни о чем другом даже думать не мог. Правда, у них была еще запланирована прогулка на катере, но… Прижатая губами к его плечу, стиснутая в медвежьих объятиях, я при этих словах утратила осторожность и рассмеялась. Получилось больше похоже на икоту.
– Где Милли? Хочу ее видеть! – Он отстранился.
– Она в Суффолке у Робин и Айана, я же тебе говорила.
Не выпуская меня из рук, он отодвинулся, чтобы разглядеть меня получше.
– Новая прическа!
И сразу же, торопясь и сбиваясь, произнес прочувствованную речь. Наверняка обдумывал ее заранее – на борту самолета и в очереди на таможенный контроль, в такси…
