Звонит телефон, и я автоматически поднимаю трубку. Некто, назвавшийся констеблем Эвансом. Где-то я это имя слышала.
– Боюсь, новости у меня неважные, – говорит он. – Инспектор Периваль попросил ввести вас в курс дела.
– В курс дела?
– К сожалению, на предоставленном вами DVD обнаружены только ваши собственные отпечатки пальцев. Что же до подозреваемого, которого вы опознали на ВОПЛе, то он оказался репортером из «Санди миррор». Мы с ним потолковали, предупредили, чтобы он вас не доставал. Все они одинаковые, эти писаки! Больше пока ничего сделать не можем.
– Ясно, – киваю я.
А потом медленно поднимаюсь по лестнице.
Филипп распластался на кровати, лицом в подушку. Он в новых туфлях. К одной из подошв приклеен ценник.
Какую-то долю секунды мне кажется, что он мертв. Я замираю в дверях. Всматриваюсь. И, опустившись на колени у кровати, зову его по имени. Он поворачивается. Покрытое пятнами багровое лицо со следами слез. Разом постаревшее. Глаза-щелочки за опухшими веками.
– Филипп, – повторяю я.
И, словно доведенный до отчаяния ребенок – сломленный, потерявший надежду, – он резко приподнимается и падает мне на грудь. Тело его содрогается от рыданий, руки судорожно хватаются за меня. Что это? Горе по умершей девушке? Мучительная боль от всего, что натворил? Вина? Страх перед моим приговором? Не знаю… Все и ничего. Он обессиленно цепляется за меня. Животное, не человек. Сначала мне кажется – не вынесу. «Мы оба не ожидали, что влюбимся»… Но проходит минута, другая, и я наконец касаюсь его. Волосы… Плечи… Легкими, невесомыми поглаживаниями. Потом все сильнее, все энергичней. Я растираю его, выгоняя боль из распятого тела… Внутри меня, будто запертая в клетку крошечная птичка, бьется жалость.
Постепенно его рыдания переходят в редкие всхлипывания, потом совсем затихают. Он поднимает голову и тут же закрывает глаза ладонями – прячется. Я бережно отвожу его руки в стороны.
– Я тебе футболку намочил, – почти неслышно шепчет он.
– Подвинься.
Он освобождает мне место, и я ложусь рядом. Смотрим друг на друга.
– Прости меня, Габи… Прости за все…
Он повторяет эти слова снова и снова. Я перебиваю:
– Почему ты не рассказал?
– Я тебе изменял! Мне казалось, тебе не стоит об этом знать. На работе все заводят романы. Я думал…
– Что думал?
– Думал, все обойдется. – Горестный вздох. – Пит Андерсон как-то заявил, что легкая интрижка – это своего рода бонус, награда за тяжелую работу, премия…
У меня скручивает живот.
– Но ты ведь ее любил?
У него вырывается сдавленный стон.
– Не знаю… Я не собирался бросать семью. Никогда бы не ушел от вас с Милли. Я потерял голову. – Слезы высохли, он уже почти взял себя в руки. – Она напоминала мне тебя… Ту тебя, с которой я когда-то познакомился – так отчаянно рвущуюся к независимости, так решительно настроенную выкинуть из головы прошлое и добиться успеха… – Он с нежностью смотрит мне в глаза. – Знаешь, она даже прикусывала краешек губы точно так же, как когда-то ты… с самонадеянным вызовом и одновременно ужасно растерянно. Ты была у мамы в больнице, а Аня сидела на нашей кухне и так здорово общалась с Милли… Я…
– Когда я спросила, почему ты не рассказал, я имела в виду – когда она умерла, Филипп! Как ты мог не сказать мне тогда? Как мог держать это в себе? Не понимаю…
Он закрывает глаза:
– Я жутко перепугался. Габи… Пожалуйста, послушай. Я не знал, что мертвая девушка, которую нашла ты – моя жена! – была Аней! Ничего не подозревал, пока ко мне в офис не явилась полиция… Я-то думал, ты обнаружила подростка. Ты мне так сказала…
– Не говорила я такого. Я сказала «девушка». А ты не так понял.
– Когда констебль назвала ее имя, у меня в глазах потемнело… Думал – в обморок грохнусь. Я и так тревожился об Ане – она не отвечала на звонки, последние пару недель мы почти не виделись. Она ездила в Польшу на свадьбу. В среду я должен был прийти к ней домой, но тут ты вдруг решила устроить романтическое свидание. Я пытался ей дозвониться, увидеться… Откуда мне было знать!.. Не помню толком, как пережил расспросы копов. Их интересовала ты. Не я – они понятия не имели о… Эта молоденькая констебль поглядывала на меня с явным любопытством – с меня пот лился в три ручья. Пришлось сказать, что я что-то не то съел. Они зафиксировали мое алиби и убрались. А меня вывернуло в туалете, Габи, представь… Наизнанку… А потом я вскочил на велосипед и поехал куда глаза глядят. Где я был?… Не помню. Позвонил тебе из Гайд-парка, соврал, что все еще сижу в офисе. У меня был шок, я не знал, куда себя деть… И домой вернулся, только когда не сомневался, что ты уже спишь.
– Я той ночью тебя видела. В подвале, за столом. Думала, ты работаешь…
– Я умирал…
– Значит, ты врал не только мне, но и полиции? Думал, это все так, шуточки? Куча улик, которые связывали ее с нашим домом… Земля из сада, чек «Теско», одежда – шуточки?! И даже когда стали подозревать меня! Когда меня забрали в участок! Посадили в камеру! И оставили там на всю ночь! – Я кричу, не в силах остановиться. – Даже тогда ты не вернулся и меня не спас! Пусть все думают, что это сделала я, да?!
Филипп впивается зубами в свою ладонь. Я решительно отвожу ее в сторону. Он опять начинает плакать.
– Я не мог… Не мог сознаться в полиции…
Слов почти не разобрать.
– Почему?
Он мотает головой.
– Объясни!
Долгая тишина. Наконец:
– Я там был. – Он закрывает руками лицо. – В ночь, когда она умерла. Я был там.
– Объясни, – повторяю я и вновь мягко отстраняю его ладони.
Он находит им новое применение – обхватывает голову и сжимает ее, словно тисками.
– Я действительно был в спортзале. И в «Нобу» был, и в «Дорчестере» тоже. Почти все время был на людях. Почти. Но не все время. Я урвал сорок минут. Боб думал, что у меня важный звонок, что я просто отошел поговорить. А я в это время был не в «Нобу», а ездил к ней. На велосипеде. Она уже долго не отвечала на звонки, и я волновался.
– Мечтал заняться по-быстрому сексом, да?
– Нет. Габи, не надо… – Он поворачивает ко мне измученное лицо. – Дома ее не было, а возвращаться к нам мне не хотелось. Поэтому я поехал обратно. Я думал, мне придется рассказать все. Ждал, что полиция разнюхает. Но оказалось, никто моего отсутствия не заметил. Мне все сошло с рук. И про нас с Аней никто не знал. Телефонный номер – предоплата, не контракт, – с которого я ей всегда звонил, я уничтожил. Встречались мы тайно. Я никому не рассказывал, даже Питу! Я был напуган. Сама подумай, как это выглядит, Габи. Моя любовница убита, а я в ночь убийства околачиваюсь возле ее квартиры. Кто бы мне поверил?!
