…Наступили выходные. Филипп никак не мог до нее дозвониться. Она умерла, и я об этом знала, а он – нет. Каким он был нервным, каким отчаявшимся! Обед с его родителями. Меня словно медленно поджаривали на адской сковороде, но я держала себя в руках. Навык, полученный на работе, – улыбаемся, Габи, и сохраняем лицо. Зато Филипп откровенно игнорировал своего отца, и мне было так противно видеть его слабость, я ненавидела его за это. Помню, в голове крутилось: «Вот и хорошо, что она умерла!» В тот день, когда он узнал, все было по-другому. Его телефонный звонок… Муж едва мог говорить. Когда ночью я увидела его в подвале за рабочим столом – невидящим взглядом уставившегося в экран, – злость исчезла, уступив место раскаянию и жалости. Я едва устояла, так сильно хотелось обнять его, убаюкать боль, утешить…
Я думала, Филипп пойдет в полицию. Выжидая, украдкой за ним наблюдала. Но он все не шел. Нервы мои едва не лопались от напряжения. Когда стало ясно, что он не собирается ничего предпринимать, пришлось подстраиваться, продумывать дальнейшие шаги, гибко реагировать. А потом меня арестовали. И тут уж Филиппа просто необходимо было держать подальше. Я тосковала по нему каждой клеточкой своего тела, но в телефонных разговорах вынужденно делала вид, что ничего особо страшного не происходит. Не дай бог он рванул бы домой! Конечно, он явился бы во всеоружии – адвокаты, судебные постановления, – но рисковать я не могла. Он рассказал бы обо всем полиции, возможно, даже сам меня заподозрил бы. Нет, Сингапур сыграл мне на руку. Пока на сцену не вышел Филипп, у меня не было мотива…
Я с трудом встаю и тут же резко пригибаюсь. Возле кафе торчит какой-то мужчина, оглядывается по сторонам. Услышал мои причитания и всхлипы? Заметил ли он меня? «Тихо, Габи, замри!» – уговариваю я себя, но меня всю трясет. Прикрываю глаза.
…Несуществующие голоса, скрип половиц… Копы, газетчики – с ними я бы справилась. Но вот как быть с неотвязным чувством, что за мной следят, идут по пятам? С этими выходками нечистой совести, призванными заглушить чувство вины? Они сводят меня с ума. Никакого сталкера не существует. Я сама его выдумала. Мой вопль о помощи, неудачная попытка достучаться до Филиппа в разгар его романа, добиться участия. Но муж даже бровью не повел. На прошлой неделе, обуреваемая очередным всплеском ужаса, я, в надежде отвлечь от себя внимание, убедить Периваля в том, что за мной кто-то охотится, вновь воспользовалась этим фантомом – купила DVD в угловом магазинчике в Патни вместе с мятными леденцами. Я выискивала все новых подозреваемых и подбрасывала их инспектору, как куски мяса псу, – Марту, Толека, человека в красном «Рено». Никто из них ни в чем не виноват. А полиция по-прежнему не спускала с меня глаз…
Неожиданный шорох в кустах, пронзительный крик – из зарослей вспорхнула птица. Сердце у меня вот-вот выскочит. За мной и в самом деле кое-кто охотится. И этот кое-кто – Периваль.
Карман вибрирует. Мобильный.
Джек.
Я сбрасываю звонок и поднимаюсь. Оглядываюсь по сторонам. Мужчины у кафе уже нет. Похоже, ушел. Надо собраться. Нельзя сидеть сложа руки. Нельзя сдаваться! Времени мало.
Джек.
Поначалу я его просто использовала – чувствовала себя как загнанный в ловушку зверь и потому хваталась за любую возможность. А он? Тоже меня использовал? Я нуждалась в информации, но не знала, как добыть ее самостоятельно. Представляющая меня в выгодном свете статья стала бы дополнительным бонусом. У Ани были друзья, она на кого-то работала, могла с кем-то делиться подробностями своей жизни. Я собиралась выведать, знал ли кто-нибудь о Филиппе. На Джека выбор пал случайно. Я хотела, чтобы он мне помог, но при этом излишне умный или удачливый помощник представлял бы опасность. Я присматривалась и прислушивалась, взвешивала все, что он говорил и делал, корректировала свое мнение о нем, основываясь на бессчетных ежедневных наблюдениях. Все нити управления должны оставаться в моих руках! Сначала все шло как по маслу – бурного интереса Джек не проявлял, занимался параллельно своей работой. Но были и сложности. Обнаружилось, что он одновременно и более чуткий, и более сообразительный, чем показался мне с первого взгляда. С пугающей легкостью запоминал имена – Каролины Флетчер, Милли, Клары. Знал, что Филипп в Сингапуре. А в какой-то момент, у реки, я даже подумала, что он догадался.
Джек мне нравился. Нравится. Он мягкий, ласковый, забавный и открытый. И вся беда в том, что я тоже ему нравлюсь. К тому же он многое обо мне знает. Я сама рассказала. Тогда, в ресторане, я слишком много выпила и разговорилась. Позволила ему заглянуть в мрачное болото моей души… Удивительное дело – его это не только не оттолкнуло, а наоборот, привлекло ко мне еще сильнее. И я, наверное, начала в него влюбляться… Со всеми вытекающими отсюда последствиями – потерей контроля и гордости…
Уловки, импровизации – без них никуда. Как только стало понятно, что Криста знает о другом Анином мужчине, «отце ребенка», я попыталась Джеку помешать. Нельзя было допустить, чтобы он докопался до правды. Но он уже вцепился мертвой хваткой. В своем стремлении доказать мою невиновность он стал норовистым, словно взбрыкнувшая лошадь, с горячностью кинулся встречаться с Толеком и болтушкой Ханной Морроу. А потом и вовсе превзошел себя, подключив тяжелую артиллерию – обаяние вкупе с угрозами. И выманил у Кристы дневник. Дневник – это приговор. Имя Филиппа будет написано там обязательно. Черным по белому. Даже если сам он и не кинется в полицию, правда все равно выплывет наружу.
Вот и все, конец. Самое смешное, что сделал это Джек. Из добрых побуждений сломал мою жизнь. Все рухнуло. Путать следы придется на ходу. Нужна еще одна, последняя импровизация. Будем исходить из того, что имеем…
Я успокаиваюсь. Совершенно. Нужно подумать. И действовать.
Направляюсь к дому. Надо рассчитать силы. Людей в парке прибавилось, на вечерний моцион выбралась парочка собачников с питомцами, на брусьях шумно резвится компания детишек.
Когда-то, въехав в новый дом, мы приходили сюда с Филиппом. Гуляли по парку, возвращаясь с работы. Бродили под ручку, болтали… О том, как прошел день, о моих мечтах, о его честолюбивых стремлениях. Когда будут деньги, выкопаем подвал, переделаем дом. «Наполним его детьми», – помню, всегда добавляла я.
Ясными вечерами мы сидели у лужайки, наблюдали за игроками в шары и умасливали уродливого кота.
Завитки Филипповых волос над воротником. Его руки, почесывающие белую кошачью шею. Однажды он достал из кармана кусочек припасенной с обеда ветчины.
Я обессиленно прислоняюсь к дереву. Не могу об этом вспоминать… Кадр из прошлой жизни. Поздно, слишком поздно. Филипп теперь совсем другой. Он полностью переменился. Того человека больше нет. Вырвать бы память с корнем! Нужно расставить точки над «i». Хватит ныть! Больше никаких ошибок.
Думай. Разложи по полочкам…
Алиби. Он приезжал сюда на велосипеде. Был возле ее дома. В его алиби есть пробелы.
Мотив. Она была беременна, угрожала, что расскажет обо всем мне. Или встречалась с другим – с Толеком? Или шантажировала Филиппа? Выбрать есть из чего.
