У меня не было карты. Не было моего устройства с обратным отсчетом. Не было крыльев. Не было Лиама. А в этой толпе у меня появлялось хотя бы направление.
Гораздо лучше, чем ничего.
– Как прошел финальный инструктаж? – Я оторвала глаза от учебника орнитологии, чудесные иллюстрации которого изучала уже второй день кряду, и посмотрела на вошедшего.
Касс помедлил у двери каюты, в темноте подождав, пока она закроется, а затем сделал шаг на свет и неожиданно пустым взглядом оглядел мой привычный беспорядок. Я нахмурилась, пытаясь понять, почему он не отвечает. Наконец он оказался рядом с кроватью, где на груде подушек с книгой и вытянутой перебинтованной ногой лежала я, и опустился на ее край.
– Все в порядке? – Я загнула краешек недочитанной страницы. Касс медленно повернулся, заглядывая мне в глаза.
Мгновение спустя учебник полетел в сторону, я оказалась вжатой в кровать, а Касс целовал меня, неистово и горячо. Голова закружилась, и комната растворилась вокруг нас, превратившись в пляшущие цветные пятна, видимые лишь из-под опущенных ресниц. И я без раздумий растворилась бы следом… если бы была бесчувственной дурой, не желающей признавать очевидное.
Что-то было не так.
Нехотя увернувшись от губ нависшего надо мной Касса, я заставила его опять посмотреть на меня.
– Все в порядке? – мягко, но настойчиво повторила я. Касс моргнул несколько раз, непонимающе уставившись на меня. А секунду спустя в нем словно что-то сдулось, и он отпустил мои запястья.
Светлые волосы немного растрепались, глаза блестели, чуть покрасневшие от поцелуев губы были приоткрыты, а грудь тяжело вздымалась под свободным свитером. В слабом освещении каюты он был невероятно красив – такой свет подчеркивал резкий срез его скул, топил в тени впалые щеки, обострял прямой нос и надбровные дуги, превращая Касса почти что в произведение искусства. Но его потерянный вид, его молчаливая решимость не имели ничего общего с искусством.
– Прости, что заявился так нежданно, – быстро проговорил Касс, усаживаясь ровно и снова пряча взгляд. – Все в порядке.
– Я тебя сейчас выгоню, – сурово пригрозила я. Нельзя просто заявиться ко мне в комнату мрачнее тучи, без разговоров заткнуть мне рот поцелуями и потом заявить, что с тобой все в порядке. Касс вздохнул.
– Будешь смеяться, если расскажу, – покачал головой он. А затем, словно вспомнив о таком явлении, как улыбка, он продемонстрировал мне ее жалкую, слабую версию. Я недоверчиво прищурилась.
– Что?
– Я… немного волнуюсь. – Теперь Касс выглядел смущенным. Следовало признать, ему удалось меня удивить. Повода для смеха я еще не видела.
– Из-за чего?
– Из-за завтрашнего рейда.
– А, ну, думаю, это объяснимо, – с облегчением улыбнулась я. – Ты будешь без меня и без Фирзен в этот раз. Непривычно, некомфортно, можно каких угодно дурных предчувствий себе выдумать. Я так жалею, что не могу пойти с тобой… Чертова травма. А что Фирзен? Как она после симуляции?
Взбунтовавшаяся суперматерия на нашей прошлой тренировке едва не выбила Фирзен глаз. Я же отделалась синяками на ребрах и потянутыми связками, из-за чего последнюю неделю отчаянно прихрамывала, когда вздумывала нарушать назначенный доктором Вилсоном постельный режим.
– Постепенно приходит в себя, жалуется на врачей, рвется в бой, – пожал плечами Касс и тихо фыркнул: – Типичная Фирзен.
Мы немного помолчали, чему-то заулыбавшись. Затем Касс опять заговорил.
– Просто на всякий случай… Если вдруг что-то случится. Сионна, я хочу, чтобы ты знала – я буду всегда тебя любить. – Его карие глаза смотрели на меня серьезно, и слова, подкрепленные этим взглядом, звучали, как клятва. Я затаила дыхание. – Что бы с нами ни случилось. Сколько бы времени ни прошло. Всегда.
От этого «всегда» у меня по коже пробежали мурашки. Касс не скупился на слова любви. В его обожаемых викторианских романах, например, у героев просто не существовало других тем для разговоров – вот я и ворчала порой, мол, набрался. Но все-таки из уст Касса множественные признания никогда не звучали искусственно или напыщенно. Они были пропитаны таким искренним чувством, что по спине у меня каждый раз пробегали мурашки.
Я не понимала, что он во мне нашел. Как именно я оказалась человеком, которому суждено слышать все эти чудесные слова. Это терзало мое сердце и заставляло смущаться. И как-то слабо, не совсем по-настоящему, но злиться: вероятно, для того, чтобы баланс эмоций во мне был уравновешен, и я внезапно не умерла от несовместимого с жизнью прилива крови к лицу.
– Все будет хорошо, Касс, – ворчливо сказала я, надеясь, что румянец в полумраке комнаты незаметен. – Это всего лишь рейд. Код 29, если не ошибаюсь. Никаких ящериц, никакой их уродливой флоры. Ты просто быстренько прошвырнешься по старому зданию, выполнишь свое задание, еще и охапку новых фотографий мне притащишь. Зануда.
Касс заулыбался, теперь совершенно искренне. Это послужило для меня сигналом.
– И вообще… – Не предупреждая, я подобралась, чтобы одним быстрым рывком сменить позиции. Не ожидавший этого Касс оказался подо мной. – Хватит ныть.
Он охнул от неожиданности, оказавшись утопленным в мягкую ортопедическую поверхность кровати, где только что лежала я, обездвиженная под его весом. А затем тихо рассмеялся.
– Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что ною беспрестанно.
– Угу. И с этим надо что-то делать.
– Что ж, я просто жажду нестандартных решений… – Касс чуть прикрыл глаза, обрамленные длинными ресницами. Его лицо расслабилось.
В этот момент он выглядел таким трогательным и беззащитным, что мое сердце невольно пропустило пару ударов. Я замерла на несколько секунд, пытаясь запечатлеть это мгновение в своей памяти. А затем он снова открыл глаза – теперь хитрые, наполненные присущим только им хулиганским блеском.
– Сионна Вэль, вам что, все мои намеки необходимо расшифровать?
– Кассиус Штайль, – я склонилась над ним с самой глупой и в то же время самой счастливой улыбкой, – заткнись.
Следующим утром он отправился на Землю. А еще через пять часов его лифт вернулся на станцию пустым.
6
Происходящее казалось сном. Бредовым сном.
Я сидела в кинотеатре – обычном земном кинотеатре посреди анклава ирриданцев, и все ряды большого прямоугольного зала были плотно забиты людьми в таких же странных серых одеждах, как моя. По привычке я заняла место с краю в одном из центральных рядов. Прямо как на собраниях, проводимых на Четвертой, – чтобы свинтить, если станет скучно, хотя возможность заскучать в ближайшее время мне явно не светила.
Сеанс еще не начался, и я терпеливо смотрела в пустой экран, отчасти прислушиваясь к разговорам соседей (бесполезно, я не знала их языка), отчасти – пытаясь сообразить, что мне следует делать с ложкой и пластиковой упаковкой шоколадного пудинга, которые я держала в руках.
