Когда господин Алекс начал рассказывать то, что помнил, о событиях, которые произошли после того, как он покинул Ларксфелл, Брэмсон заметил, что двое из сидевших за столом были не в состоянии слушать его историю. Господин Дуглас казался таким же контуженым, как солдаты в окопах на Ипре, которых описывал его брат, а мисс Обри-Финч как зачарованная смотрела на кузена, словно он был видением, посланным небесами.
* * *
Иди резко проснулась, открыла глаза и не поняла, где находится. Она слышала резкие звуки: звяканье металла о металл, стук каблуков по холодному полу и отдаленные голоса. Она лежала на жесткой кровати, чувствуя скрип резины где-то под собой, и, сосредоточившись, вспомнила, что потеряла сознание дома.
Она попыталась восстановить события, но смогла вспомнить только размытые контуры медсестер, везущих ее и слишком громко разговаривающих, как ей казалось, из вакуума, в который она провалилась. Она просыпалась и снова погружалась в глубокий сон, иногда наполненный болью, иногда – онемением. Она не могла вспомнить больше ничего, и в первую очередь даже почему упала в обморок.
Иди моргнула, повернула голову и увидела Мадлен.
– Привет, дорогая, – прошептала она.
Иди слабо улыбнулась.
– Я в больнице?
Подруга кивнула.
– Как ты себя чувствуешь?
– Слабой, – призналась она.
Вошла медсестра, чопорная, но дружелюбная.
– Здравствуй, милая. Что-нибудь болит?
– Вроде нет, – призналась она. – Как ребенок?
Женщины у ее постели переглянулись.
– Я вас оставлю, – сказала медсестра. – Позовите, если что-нибудь понадобится. Она, вероятно, захочет пить.
– Где мой ребенок? – требовательно повторила Иди, в ее голосе послышалось беспокойство.
– Твой сын слаб, но держится мужественно. Он пережил сегодняшнюю ночь. Это хороший знак. Медсестры говорят, что у него хорошие шансы. Не волнуйся. Вот, выпей это, – сказала Мадлен и помогла Иди приподняться на кровати, чтобы выпить воды, затем ее подруга опустилась на подушку, испытывая облегчение от этой новости.
– Мне больно, но я хочу его видеть. – Подруга кивнула, а потом глубоко вздохнула, как будто тоже испытывала боль. – Мадлен?
– Иден… послушай.
И тут Иди вспомнила.
– Том!
Подруга покачала головой.
– О нем пока никаких новостей.
Иди почувствовала, что боль усиливается.
– Иден… – Мадлен колебалась и выглядела такой бледной и растерянной, что Иди нахмурилась и поняла, что исчезновение Тома было явно не единственной плохой новостью.
– Просто скажи, – потребовала она. У Иден было такое чувство, будто она сторонний наблюдатель, а не участник событий, когда Мадлен взяла ее за руку.
– Выслушай меня. Я должна сказать тебе одну вещь, которая причинит тебе боль. Но я рядом и не оставлю тебя.
Иди с трудом сглотнула.
* * *
Завещание Томаса Уинтера было зачитано собравшимся, и с учетом примечания оно оказалось именно таким, как и ожидалось, так как четверо его детей были достаточно взрослыми, чтобы разбираться в вопросах наследства. Все они были хорошо обеспечены на будущее. Однако для Дугласа и особенно для его жены все обернулось не так, как они ожидали.
Это было очевидно для всех, и Алекс особенно сочувствовал ему. Пока Ферн рыдала в своей комнате и пыталась поспешно упаковать вещи, Алекс обнаружил своего брата в сливовом саду – выглядел тот чрезвычайно мрачно.
Дуглас ощетинился, когда Алекс тихо подошел к нему.
– Пришел позлорадствовать?
– Уверен, на самом деле ты так не думаешь. Ты слишком хорошо меня знаешь, Дуги.
Дуги вздохнул.
– Это и есть самое невыносимое, старик. Все, включая меня, считают, что тебя невозможно не любить. Вы с Рупертом всегда были такими и всегда будете. – Он отбросил незрелую сливу, которую теребил в руке. – Еще месяц… конец августа… и это место будет ломиться от фруктов, готовых стать вареньем или компотом, – сказал он задумчиво, глядя на густой фруктовый сад, нагруженный богатствами для кухни Уинтеров.
– Тебе всегда нравилось здесь.
Брат кивнул.
– У меня болел живот, оттого что я постоянно ел сливы. – Его голос звучал меланхолично, и Алекс понял, что, хотя средний брат был против него во многих отношениях, он никогда не забывал, как близки они были в детстве. Еще подростком Дуги обнаружил, что завидует удаче Алекса, и часто говорил, что предпочел бы родиться последним, чем средним. Алекс услышал в грустном голосе брата тоску по простоте детства.
– Знаешь, Дуги, я этого не планировал. Мне бы никогда не пришло в голову причинить тебе боль.
Он кивнул.
– Я знаю. Я просто не могу прийти в себя, вот и все. Мы все смирились с тем, что ты умер, и я горевал о тебе, можешь не сомневаться. Но я уже свыкся с мыслью, что стану главой империи Уинтер и… – Он грустно усмехнулся. – Ферн разработала подробные планы по ремонту Ларксфелла.
Алекс озадаченно посмотрел на него.
– Не вини меня, – продолжал Дуги. – Я бы хотел оставить все как есть. Я так же сентиментален, как и любой из вас троих, но Ферн всегда чувствовала, что на самом деле никто в семье ее не любит.
– То есть она надеялась вымести всех своей новой метлой?
Дуги пожал плечами.
– Что-то вроде того. Я люблю свою жену, Лекс, несмотря на ее резкость. Знаешь, после того, как ты уехал, отец настоял, чтобы я остался дома. – Он покачал головой. – Тебе довелось побыть героем. Отец позволил Руперту тоже пойти в армию, сказал, что это, безусловно, его роль и твоя. Моя роль была остаться здесь и помогать ему с делами, особенно на фермах. «Мальчикам в форме нужна еда». Я купился на это, Лекс. Я и правда считал, что у меня наконец-то появилось важное предназначение.
Алекс вздохнул, только сейчас до конца осознав, какой болью должна быть наполнена жизнь брата.
– Как бы там ни было, в один прекрасный день мне пришлось поехать в Истборн, чтобы выполнить несколько поручений отца, и там был парад. Еще один веселый отряд уходил на войну под восхищенные возгласы жен и подруг. Я остановился, чтобы похлопать им – я почувствовал гордость за них и в тот момент всем своим сердцем желал быть одним из них. Я так увлекся, что не заметил, как какая-то женщина подошла и сунула мне белое перо в нагрудный карман. Я понял, что произошло, только после того, как она уже отошла от меня с презрительной усмешкой. Позже я узнал, это была часть женского бунта ордена Белого Пера. Его единственная цель состояла в том, чтобы призвать мужчин, даже пристыдить их, чтобы они записывались в армию добровольцами. Как бы публично называя их трусами.
Алекс услышал, как голос брата сорвался, его сердце сжалось.
