– Почему бы и нет, и заодно оба не промокнем. – Она не обращала внимания на исполненное чувством вины удовольствие от возможности провести в его компании еще несколько минут. – Жаль гуляк на празднике.
Когда капли дождя застучали громче и чаще, он инстинктивно взял ее за руку, притянув их тела ближе друг к другу, чтобы оба могли поместиться под зонтиком. Они смеялись и бежали рядом, пока не добрались до укрытия, слегка запыхавшись.
– Не очень-то помогло, – усмехнулась Иди, стряхивая воду с жакета.
– А вот и он, – кивнул Джонс в сторону медленно громыхающего вдалеке автобуса. Автобус был с открытым верхом, и пара стойких пассажиров на втором ярусе промокли насквозь, как и водитель внизу, который тоже не был защищен от стихии. Однако, в отличие от своих пассажиров, он был в непромокаемой одежде. – Мы пришли как раз вовремя. Полагаю, это ваш?
– Да, – нахмурилась она. – С вами все будет в порядке?
– У меня есть счастливые полсоверена.
– О, подождите, пожалуйста, – сказала она, снова роясь в сумке в поисках кошелька. – Я хотела сказать, что вы не должны тратить эти полсоверена.
– Почему?
– Это слишком. Вот, – сказала она, вкладывая серебряный трехпенсовик ему в руку. – Сохраните свою счастливую монету. Она еще пригодится.
– Я не могу взять у вас деньги…
– Прошу вас, берите. Совесть не позволит мне оставить вас здесь без денег. В любом случае вы сами сказали – все возвращается на круги своя. Уверена, однажды кто-нибудь поможет и мне. Кроме того, если бы Дэниел… – Она замолчала и покачала головой. Не надо было упоминать Дэниела. Прошло уже целых четыре года. Пора бы его отпустить.
Он вложил монету обратно в ее руку в перчатке, качая головой и печально улыбаясь.
– Я буду в… – Автобус внезапно издал громкий хлопок и завернул к тротуару. И тут Джонс вдруг присел и закрыл голову руками.
Иди наклонилась к нему.
– Мистер Джонс? – Тот ничего не ответил, но она услышала, что он стонет. Ее охватила жалость к нему. Иди поняла, что это произошло из-за хлопка в двигателе автобуса. – Мне кажется, вам лучше поехать со мной. – Когда он поднял на нее непонимающий взгляд, она добавила: – Пожалуйста. Я не могу оставить вас здесь.
Джонс позволил ей взять себя за руку и завести в автобус. Несмотря на то, что ей не очень хотелось мокнуть под дождем, Иди решила, что ему будет лучше вдали от остальных пассажиров.
– Пойдемте наверх?
Он кивнул, его лицо приобрело серый оттенок. Иди провела его вверх по лестнице под дождь, в заднюю часть автобуса, где они были одни.
– Сделайте несколько глубоких вдохов, – посоветовала она, догадавшись, что его лоб взмок от волнения, а не от дождя.
– Мне очень жаль, – пробормотал он, глядя на сиденье перед собой. – Я думал, что готов. Даже не знаю, что меня так напугало. Память ничего не подсказывает. Просто я вот так отреагировал. Видимо, по привычке.
Дождь стих, а затем прекратился почти так же быстро, как начался.
– В этом нет ничего удивительного, – заверила она, отряхивая и закрывая зонтик. – И хотя я не очень много знаю об этом, мы все слышали, как ужасно было в окопах и на линии фронта. Думаю, вам постоянно приходилось укрываться от пуль. Вам нужно время, чтобы восстановиться и чтобы ваш разум и тело могли привыкнуть к тому, что война закончилась. Возможно, какое-то время каждый хлопок, каждый громкий звук или голос будет вас беспокоить. – Она сжала его руку, которой он опирался на нее. – С вами все будет в порядке, – успокаивала его Иди под шум трогающегося автобуса.
– Я чувствую, что стал обузой для вас, мисс Валентайн.
– Вовсе нет, – сказала она, беспомощно глядя в его печальные темно-голубые глаза. Она и представить не могла, что ей теперь с ним делать, но знала, что не может просто взять и бросить Джонса. Ей пришлось признаться себе, что она не хочет уходить от этого привлекательного и несколько беспомощного человека. – Вам будет легче, если мы поговорим об этом?
– Не знаю. Мне кажется, я только и делаю, что разговариваю. Но все это бессмысленно.
– Ну, если вас это утешит, я бы все отдала, чтобы снова поговорить с Дэниелом. И есть люди, которые то же самое думают о вас. Прошу вас, не надо отчаиваться.
Он наконец повернулся, чтобы посмотреть на нее.
– Спасибо, мисс Валентайн. Не буду.
– Зовите меня Иди.
– Тогда и вы должны называть меня Джонс.
Они весело посмотрели друг на друга.
Иди пришла в голову мысль.
– Почему бы тебе просто не взять первое мужское имя, которое придет тебе в голову?
Он колебался лишь одну секунду.
– Томас, – сказал он, а затем нахмурился.
– Томас? – повторила она, словно примеряя это имя на него. – Интересно, почему?
Он пожал плечами.
– Ты не похож на Томаса, но думаю, что Том тебе подходит.
– Том, – повторил он. – Почему бы и нет, хорошее имя – мне нравится.
– Звучит знакомо?
Он покачал головой.
– Звучит? Нет. – Иди тихо вздохнула от разочарования. – Но есть в нем что-то отдаленно знакомое.
– Правда? – Она просияла и улыбнулась.
– Да. Но не проси меня объяснить почему.
– Тогда ты будешь Томом, по крайней мере в неформальной обстановке, и возможно, если мы будем использовать это имя, ты вспомнишь, почему оно пришло тебе в голову. Это начало, понимаешь?
– Ты очень помогла мне, Иди. И почему никто в госпитале мне этого не предложил?
– Я не врач. – Она наклонилась к нему и шепотом добавила: – Но, наверно, дело в том, что женщины более практичны.
Он улыбнулся.
– Где ты планируешь меня высадить?
– Я не собираюсь нигде тебя высаживать. Я отвезу тебя домой, чтобы познакомить с отцом. – Она произнесла это прежде, чем успела обдумать свои слова. Том был словно потерявшийся беспомощный щенок. Если она не поможет ему, то кто? В конце концов, она сама согласилась вытащить его из больницы.
«А почему еще?» Этот вопрос прозвучал у нее в голове голосом отца. Она оставила его без внимания.
Том посмотрел на нее так, словно она вдруг заговорила за незнакомом языке.
– Но почему?
Она пожала плечами.
– Я чувствую свою ответственность.
– Ты не должна. Я тебя вынудил. Ты уже и так достаточно сделала.
– Нет, я не могу оставить тебя одного, пока ты хоть немного не адаптируешься к… э… внешнему миру. Эйб… мой отец – мудрый человек. Он придумает, как лучше поступить. Думаю, тебе нужно остаться с друзьями хотя бы на эту ночь. Он не будет возражать.