– Разве это так невозможно, что я могу быть влюблена в тебя? Что всегда была? И всегда буду?
Он не знал, что сказать, и заметил, что слегка покачивает головой.
Она помогла ему, снова посмотрев ему в глаза.
– Неужели ты не догадывался?
– Нет.
Она грустно рассмеялась.
– Лекс, ты слепой. Я сходила по тебе с ума лет с семи.
– Что?
– Кажется, я была в этом возрасте, когда наши семьи стали регулярно встречаться. Тебе, должно быть, было тогда сколько – четырнадцать? И ты становился все более неотразим с каждым годом. Разве тебя не удивляло, почему я постоянно находила способы приехать сюда на праздники?
– Я думал, дело было в дружбе с Шарли. Я имею в виду, ты же наша кузина, в конце концов.
– Ерунда! Это просто казалось удобным взрослым. Да, мы родственники, но такие дальние, что я, вероятно, более близко связана с вашим привратником!
– Извини, Пен.
– За что?
– За то, что не замечал.
– Я хорошо это скрывала. По правде говоря, я ужасно боялась, что ты догадаешься.
Он покачал головой.
– Мне казалось, ты считала меня невыносимым.
– Наоборот! – Она рассмеялась, и он вынужден был признать, что ее смех кажется ему очень привлекательным. – Я так нервничала, что это слишком очевидно и ты заметишь, что мое сердце начинает биться сильнее, когда я оказываюсь рядом с тобой, или что упаду в обморок, если ты меня случайно коснешься. Я стала избегать тебя, когда мы стали старше. Какой же глупой девочкой я была.
– Но ты уже давно не глупая девочка.
Она покачала головой.
– Это точно. И прости меня за прямоту, но тебе лучше знать, что моя детская влюбленность ни капли не уменьшилась. Наоборот, усилилась. Ты все такой же, если не еще более красивый, обаятельный, смешной Алекс Уинтер, которого я помню.
– Я в шоке.
– Я вижу. Но когда ты уехал, мне было пятнадцать лет…
– Пышка.
Она игриво шлепнула его.
– Разве мы не называли тебя Пышкой?
– И это было довольно жестоко с вашей стороны.
– Ну, хорошо. Ты определенно сильно изменилась. Сейчас ты настоящая сердцеедка, Пен.
– Я не хочу быть сердцеедкой, Лекс. Я хочу быть с тобой.
Ему стало трудно дышать, потому что каждый раз, когда он пытался увести разговор в сторону, она затягивала его все глубже. Она обезоруживающе улыбнулась.
– Тебе кажется, что я гоню коней?
Он поскреб в затылке, слегка успокоившись.
– Да, пожалуй. Когда я выскакивал из окопа под пулеметный огонь, а вокруг рвались бомбы, было легче ориентироваться, чем на этом минном поле.
Она придвинулась и взяла его за руку.
– Я не буду торопиться, но я дала себе слово, что, если мои молитвы будут услышаны и ты вернешься, я не стану тратить ни одной лишней минуты и сразу же скажу тебе о своих чувствах. Прости, что заманила тебя в ловушку, но я должна сказать это прямо сейчас, иначе никогда не найду в себе мужества и, вероятно, не получу возможности оказаться с тобой наедине на ужасно романтичной поляне с колокольчиками еще раз. – Алекс понимал, что она хочет казаться остроумной, но ситуация стала настолько напряженной, что он мечтал, чтобы она замолчала, но ее было не остановить. – Так что скажу. Я полюбила тебя, как только смогла понять разницу между любовью к своим домашним кроликам и любовью к родителям. Ты стал пылающим метеоритом для неба моей жизни – в романтическом смысле – с моего одиннадцатого дня рождения, и в моем сердце ты так и не потерял своего огня. Я сказала, что искала тебя по всей Англии, и это правда. Даже твоя мать просила меня прекратить поиски, боясь, что я сойду с ума. – Она пожала плечами. – Она была права. Я определенно слегка помешалась. Я была убеждена, что ты выжил, но был ранен и не знаешь, как добраться домой.
– Примерно так оно, видимо, и было.
– Я отказывалась верить, что человек, которого я столько лет тайно любила, – человек, которому я так и не осмелилась посмотреть в глаза и сказать, что чувствую, – погиб. Я должна была найти тебя, Лекс.
Не думая о возможных последствиях, Алекс поднес ее руку к своим губам. Он не попытался поцеловать ее, но знал, что даже такой небольшой знак внимания значит для молодой, страстной Пенелопы Обри-Финч гораздо больше, чем слова благодарности.
– Спасибо, что не сдавалась.
– О, Лекс. – Она обвила руки вокруг его шеи. Он чувствовал, что она вся дрожит, и, хотя не посмел прижать ее к себе, погладил ее по-братски по спине.
– Ну-ну. Я уже дома.
Она отстранилась и смотрела на него полными слез глазами. Он знал, что ей отчаянно хочется, чтобы он ее поцеловал, но он чувствовал себя как-то странно, хотя и не мог этого объяснить. Он не понимал, что не так с развитием этих отношений, но ему явно что-то мешало их развивать.
– Давай откроем шампанское, Пен. Мы же должны отпраздновать, да?
Она придвинулась ближе, чтобы нежно поцеловать его в щеку.
– Я так благодарна ангелам, которые охраняли тебя и помогли вернуться. Я потерплю, но не очень долго, – прошептала она, а потом взяла бутылку шампанского. – Сойдет?
Он посмотрел на этикетку: «Вдова Клико Понсарден».
– Сухое, – удовлетворенно проговорил он, стараясь выбросить из головы поцелуй и ее предупреждение.
– Украла из папиного подвала. Он и не заметит, – сказала она заговорщическим тоном.
Алекс специально открыл бутылку так, чтобы шампанское вспенилось каскадом пузырей. И разлил бледно-золотистую пенистую жидкость в два бокала.
– За твое возвращение, – сказала Пен, поднимая бокал. – За твое возвращение в мою жизнь, – сказала она более откровенно. – Я скажу это, Лекс, независимо от того, что тебя это шокирует. Я знаю, что должна проявить терпение и дождаться, пока ты тоже захочешь, чтобы я стала миссис Алекс Уинтер.
Рука Алекса, поднимавшая бокал, замерла в воздухе.
– Ну вот, я это сказала, – проговорила она еще более нервно, чем все, что говорила до этого. – Никто не сможет обвинить меня в том, что я не решилась и попала в эту ужасную британскую ловушку – не говорить то, что думаешь. Я предпочитаю быть искренней.
– Это заметно, – выдохнул он.
– Надеюсь, тебя это не пугает? – нахмурилась она.
Он покачал головой, наполовину удивленный, наполовину обескураженный.
– Ты очень необычная девушка.
– Хорошо! – довольно сказала она. – Думаю, этим я отпугнула большинство других ухажеров.
– Правда?
– Ну, этим и еще тем, что единственный человек, для кого билось мое сердце, не знал о моих чувствах. Но теперь знает, – сказала она, уверенно кивнув. – Давай выпьем за честность?
