– Хм, красотка Пенни, – сказала она, потягивая на кофе. – Ах, прямо в точку.
Алекс нахмурился, как загипнотизированный глядя на огонь.
– Лекс?
Он, казалось, не слышал ее.
– Алекс, в чем дело?
– Извини, – сказал он обеспокоенно. – Ты что-то сказала… и это…
– Что я сказала? Мы говорили о Пенелопе Обри-Финч, не так ли?
Мелькнувшее было воспоминание исчезло без следа.
– Да… хм, да, говорили.
– Дорогой, ты уверен? – спросила его мать усталым голосом. – Что она действительно тебе подходит?
– Ты имеешь в виду ее возраст?
– Ее возраст, ее близость к нашей семье…
– Но ведь она нам не кровная родственница, мама. И я думал, что ее семья, родословная, все в ней идеально соответствуют требованиям семьи Уинтер. Она молода, я согласен, но она очень зрелая.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – призналась Сесили. – И было бы неправдой, если бы я не признала, что провожу больше времени с Пенелопой, чем с большинством девушек, которых встречаю. Но готов ли ты к браку? Готов ли остепениться? Возможно, тебе нужно больше времени…
– Я нахожу ее совершенно очаровательной и если откажу ей сейчас… Я могу обидеть ее настолько, что потеряю ее. – Он допил кофе. – Вчера вечером она сказала, что если я не хочу жениться на ней – и она готова это понять, если это так, – то она намерена отправиться в трансатлантический круиз, а затем в тур по Европе. И может даже насовсем переехать в Америку.
– Боже мой, – сказала она несколько потрясенно, но затем удивила сына неожиданным вопросом: – Ты действительно неравнодушен к ней?
– Какое странное замечание.
– Мне так не кажется. Мать знает своего ребенка. Ты можешь обмануть мир, но не можешь обмануть меня.
Алекс вздохнул с заметным раздражением.
– Что мне сделать? Запеть? Станцевать чечетку?
– Замолчи, Лекс. А теперь послушай меня. Когда я попросила тебя начать жить и общаться с людьми, я не имела в виду, что ты должен жениться на первой же девушке, которая привлечет твое внимание. – Она подняла палец, чтобы остановить его. – Дослушай. Я люблю Пенни, и твой отец любил ее как дочь, так что можешь быть уверен, что ничто не сделало бы его счастливее, чем видеть, как вы двое стоите у алтаря. Но! – Она наклонилась, поставив чашку с блюдцем на столик, но не позволив сыну соскочить с вертела, на котором держала его. – Она заслуживает гораздо большего, чем просто быть для тебя удобным средством для достижения цели.
– Это несправедливо.
– Вот как? Ты же не любишь ее, Лекс, правда?
Он виновато поднял плечо и посмотрел на свои руки.
– Она долго ждала, мама, продолжала искать меня, когда остальные потеряли надежду. Она доказала свою любовь. Со временем я смогу ее полюбить, разве нет?
Сесили поджала губы.
– Я буду очень внимательным к ней.
– Но отсутствующим.
– Нет. Я обещаю, что если…
– Я имею в виду здесь, – сказала мать, указав на сердце.
Алекс глубоко и печально вздохнул. Покачал головой.
– Я не в состоянии отпустить прошлое. Я пытался уйти с головой в работу – думал, что это поможет мне отвлечься. Пытался посещать все общественные мероприятия Пен, но мне они поперек горла. Я съездил на рыбалку в Шотландию, надеясь, что одиночество и тишина помогут мне вспомнить. И я просто чувствую себя одиноким. Я даже занялся садоводством – ты заметила?
– Клэрри показал мне твои новые розы.
– Сам не знаю почему, но я вспоминаю какие-то розы, и я думал, что, возможно, если я посажу розы и буду за ними ухаживать, что-то всплывет. Но ничего не происходит. Теперь я пришел к выводу, что нужно начать с нуля. Я тоскую не по жизни, а сам не знаю по чему. Так что я намерен построить новую жизнь и постараюсь быть счастлив, иначе было бы лучше погибнуть в окопах вместе с остальными солдатами.
– Не говори так.
– Я мертвый здесь, мама, – показал он, как она сама перед этим, на сердце и увидел, что мать поморщилась от его честности. – Я не могу этого объяснить. Я не люблю Пен так, как следовало бы, но она мне ужасно нравится, и я уверен, что могу сделать ее счастливой, если соглашусь сделать то, чего она хочет. Она прямо жаждет стать моей женой. И я ничего не могу с этим поделать. Сказать что-либо, кроме «да», означает больно ранить ее, так что у меня нет выбора. Так почему бы и нет? Это вполне может сработать.
– Но ты можешь и сломать ей жизнь.
Он пожал плечами. Это выглядело скорее беспомощно, чем бессердечно.
– Разве есть бо́льшая мука для женщины, чем безответная любовь?
– Что, по-твоему, я должен сделать? – неожиданно взорвался он, встав и опершись на каминную полку, и сердито посмотрел на нее. – Я пытаюсь угодить всем. Свадьба с Пен даст мне какой-то фундамент, на который я смогу опереться. Мне надо хоть с чего-то начать.
– Это не пойдет тебе на пользу, – только и сказала она.
– Я не могу угодить себе. Мне ничего не пойдет на пользу, потому что я сам не понимаю, что мне надо. Эта боль должна прекратиться. – Алекс вынул из кармана красный платок.
Сесили нахмурилась.
– Что это?
– То, что меня не отпускает. Но даже не спрашивай, что это значит.
Мать моргнула, глядя на красный квадрат с вырезом в форме сердца посередине.
– Это может не значить ровно ничего.
Он кивнул и вздохнул.
– Или значить очень много.
– Но никто не дал о себе знать за последние два года.
– Именно! Поэтому я и допустил сближение с Пен.
Сесили приняла смиренное выражение.
– Я пришел к выводу, что могу потратить еще несколько лет, мучаясь из-за того, что забыл целый кусок своей жизни, – сказал он, проводя пальцем по вырезу на платке, – а могу просто жить. Пенелопа предлагает мне такую возможность.
– Звучит как-то не очень обнадеживающе.
– Но с Пен это так не ощущается. Нам хорошо вместе.
– Полагаю, тебе нужно мое благословение? – спросила она.
Он наклонился и поцеловал мать в щеку.
– Как тебе май для свадьбы?
Она улыбнулась, но ему не понравилось, что она кажется такой же грустной, как у него самого было на душе.
– Ну, дорогой, нет никаких сомнений, что Ларксфелл лучше всего выглядит весной.
* * *
Всю дорогу в автобусе Томми сидел на коленях у Иди.
– Привет, красавчик, – сказал кондуктор, потрепав Томми по волосам. – Вы уверены, что вам не стоило поехать на такси?
