Младший брат Полена и дядя Гастона Антуан-Луи Парис (1802–1887) оказался слегка заслонен славой своих родственников, но в свое время и он считался в среде историков человеком весьма авторитетным. В отличие от брата, он делал карьеру не в столице, а в Реймсе, где в 1834–1846 годах служил архивистом-библиотекарем в городской библиотеке (двухтомный каталог хранящихся в ней печатных изданий он выпустил в 1843–1844 годах). С Реймсом, тамошними книгами и рукописями связан целый ряд публикаций Луи Париса, в которых ясно выражена его научная и человеческая позиция: он превозносит французскую средневековую цивилизацию и противопоставляет ее тем современным философическим системам, создатели которых подчиняют историю идеологии, «монополизируют прошлое и сводят все его многообразие к одной-единственной идее».
В 1847 году Луи Парис переезжает в Париж, где в течение трех десятков лет выпускает «Исторический кабинет» – ежегодник публикаций по истории французских провинций. В 1875 году он возвращается в родные места и до 1883 года служит в муниципальной библиотеке своего родного Эперне близ Реймса (в 1883–1884 годах он выпустил двухтомный каталог хранящихся в ней печатных изданий). В Эперне Луи Парис и умер в 1887 году.
Исходя из сказанного, можно счесть, что пребывание в России не оставило следов в творчестве Париса, но это не так. Мы упомянули лишь о трудах Луи Париса, посвященных французской истории, однако в списке его сочинений есть как минимум четыре названия, имеющие самое непосредственное отношение к истории русской. Последнее из них по хронологии – посмертная публикация «Биографические и генеалогические заметки Луи Париса» (на которые мы уже неоднократно ссылались). В эту брошюру, изданную родными реймсского архивиста тиражом 50 экземпляров, вошли его собственные заметки о России в виде писем к брату и матери (впрочем, письма, ставшего, как мы знаем, причиной высылки Париса из России, среди них нет; оно сохранилось только в архиве III Отделения). А вот первым печатным трудом Париса после возвращения на родину стало не что иное, как 100-страничная брошюра «История России с начала монархического правления и до наших дней» (1832, 2-е изд. 1834), сочиненная для серии «Популярная библиотека», а вторым – перевод «Летописи Нестора» (т. 1–2; 1834–1835). Любопытно, что титульный лист первого издания брошюры о России украшает указание (не имевшее под собой, тем более в 1832 году, никаких реальных оснований и носившее, по-видимому, сугубо рекламный характер) на службу автора в «Московской императорской гимназии»; очевидно, Парис полагал, что такая характеристика повысит доверие французских читателей к его историческому труду. На втором издании 1834 года это указание снято; теперь Луи Парис назван «переводчиком Нестора». Наконец, в январе 1837 года Парис опубликовал в журнале «Хроника Шампани» статью о Реймсском славянском евангелии, на котором, по преданию, в XVI–XVII веках присягали французские короли при короновании: оно считалось уничтоженным во время Революции, и о том, что оно хранится в реймсской библиотеке, ученый мир в 1830-е годы узнал именно от Париса (позже, в 1852 году, архивист снабдил собственным предисловием литографированное издание этой рукописи). В 1836 году Парис привез рукопись в Париж, где показал ее А. И. Тургеневу, который уведомил о находке российское Археографическое общество, а в 1837 году в Реймсе помог внимательно ее осмотреть С. М. Строеву, который затем описал Реймсское евангелие в нескольких статьях и в изданной посмертно книге «Описание памятников славяно-русской литературы, хранящихся в публичных библиотеках Германии и Франции» (1841).
Публикации древнерусской «Летописи» («Повести временных лет») и славянского «Евангелия» органично вписываются в ту стратегию «реабилитации» средневекового прошлого, которой Парис последовательно придерживался и в своих трудах, посвященных французскому Средневековью. В особенности это очевидно в случае с «Летописью Нестора», которой предпослано крайне идеологизированное и запальчивое предисловие, призванное защитить ученых монахов от обвинений в обскурантизме. Монахи, пишет Парис, «не клянутся поминутно в верности либеральным идеям и патриотическим чувствам»:
нередко предлагая своим читателям взять за образец прошлое, монахи, однако же, не разжигали в них недовольства настоящим и не внушали им ложных надежд на химерическое будущее, ибо в те времена – повторять это следует неустанно – историки отличали прошлое от настоящего, а настоящее от будущего. Сегодняшние же юноши перенимают у своих профессоров лишь привычку презирать установления, предшествовавшие либеральной эре, лишь смутные и противоречивые понятия о памятниках и людях прошлого, – одним словом, глубочайшее незнание всего того, что составляет истинную славу нашей прекрасной Франции. Давно пора признать, что политические умствования нашей эпохи никогда не заменят работы трудолюбивых бенедиктинцев из конгрегации Святого Мавра, отцов иезуитов, августинцев и ораторианцев. Да простят нас все те, кто приходит в негодование при одном лишь упоминании монахов и кто видит во всякой книге, изданной по королевской привилегии и с разрешения цензора, презренное орудие деспотизма или теократии. Сочинение, которое мы публикуем ныне, эти люди наверняка сочтут возмутительным вдвойне, ибо оно грешит и сервилизмом, и суевериями. Ведь автор его – и этим все сказано – русский монах XI века.
Если в переводе «Повести временных лет» на французский язык Парис следовал за предшественниками-немцами, то в приложении к первому тому он проявил себя оригинальным публикатором и ввел в обиход важные «неизданные документы, касающиеся первоначальной эпохи отношений между Россией и Францией», в частности «Записку о путешествии в Россию Жана Соважа из Дьеппа в 1586 году» (по-видимому, первый в истории путевой очерк француза о России), письмо царя Федора Иоанновича к французскому королю Генриху III (1586) и др.
Но, разумеется, наиболее интересна и оригинальна Парисова «История России». Оригинальна, конечно, не материалом. Очерк Париса – не более чем компиляция, хотя в самом начале книги он не без самонадеянности противопоставляет свой труд сочинениям незадачливых предшественников, давая каждому убийственную характеристику. Об авторах двух самых известных французских книг о России, из которых французы начиная с 1780-х годов черпали сведения об этой стране: Никола-Габриэле Леклерке, авторе «Физической, нравственной, гражданской и политической история современной России» (1783–1785), и Пьере-Шарле Левеке, авторе «Истории России» (1782; посл. дополн. изд. 1800, 1812), – он отзывается так: Леклерк – напыщенный компилятор, Левеку недостает глубины, и читатель, знакомящийся с кровавыми событиями русской истории в его изложении, испытывает не ужас, а скуку. Не пощадил Парис и Карамзина, который, по его словам, написал историю по приказу государя, и ему, несмотря на поэтический стиль, не хватает убежденности, глубокой привязанности к установлениям, которые он вызвался защищать (Парис читал «Историю государства Российского» во французском издании 1826 года; между прочим, именно из него он сам черпал сведения об истории Древней Руси; правда, из второго издания критика Карамзина убрана). Наконец, все остальные иностранные авторы, замечает Парис, посвятили России не столько исторические сочинения, сколько памфлеты. Говоря об оригинальности Парисовой «Истории России», я имею в виду ту заинтересованную и в целом уважительную интонацию, которая вообще нечасто встречалась у французов, писавших о Российской империи, но особенно удивительна в книге автора, только что самым безжалостным образом за пределы этой империи выставленного. От такого человека мы были бы вправе ожидать обвинительного приговора. Получили же нечто иное.
