Это, пожалуй, основной вывод, который можно сделать из рассмотренного эпизода: не всякий иностранный текст, где упомянута Россия, свидетельствует об интересе к России; нередко она служит лишь поводом для выяснения внутриполитических взаимоотношений. Так было в XIX веке; с тех пор ситуация, по-видимому, изменилась, но не кардинально. Не изменился и другой закон существования политической прессы: «информационный повод» (реальный или выдуманный) порождает целую вереницу откликов, и начинает казаться, что важнее этого случая нет ничего на свете. А месяц спустя о случившемся никто уже не помнит. Именно так произошло с мнимым письмом императора Николая I к князю Ливену и судом над газетой «Мода». Короткое упоминание об этом эпизоде можно найти только во французской монографии 1861 года, специально посвященной истории этой газеты.
14. Другая карикатура на русских: раздел Франции (1838)
Выше уже говорилось о том, что страхи Николая I, опасавшегося нашествия французов, которые благодаря недавно вошедшему в употребление пароходному сообщению вот-вот наводнят Россию и принесут с собой «развратительные» политические доктрины, мало соответствовали реальному числу французов в России и их реальной роли в российской жизни. Но и представления либерально настроенных французов о России носили зачастую столь же мифический характер. Сочинитель брошюры 1844 года «Россия, Германия и Франция», скрывшийся под псевдонимом Марк Фурнье, изобразил «повседневный быт императора Николая» в духе самого настоящего фарса:
В кабинете своем император хранит маленький барабан и маленькую трубу, с помощью которых призывает своих министров. Если ему надобно призвать графа Чернышева, военного министра и генерала от инфантерии, он бьет в барабан, причем, как говорят, весьма искусно; если же ему требуется побеседовать с генералом от кавалерии Бенкендорфом, он трубит в трубу.
Другие авторы изображали императора еще более воинственным. В изданном в Париже в 1841 году памфлете «О Польше и кабинетах Севера» публицист Феликс Кольсон отстаивает идею, что «если торговый и военный антагонист России – это Англия, то антагонист, так сказать, нравственный – это Франция» и что русский царь, изображая Францию «вулканом, который надо потушить ради безопасности Европы», возбуждает ненависть к ней в «своих рабах всех сословий». Идею эту Кольсон иллюстрирует следующим эпизодом (скорее всего вымышленным). Некий офицер, услышав, как царь бранит Францию, сказал ему:
«Вашему Императорскому Величеству достаточно молвить слово, и Париж перестанет существовать». В награду за эту лесть офицер получил орден.
Процитированные пассажи совсем коротки, но порой антифранцузские настроения российского императора давали почву для очень разветвленных и живописных мистификаций. Одной из них был так называемый проект «Галльской конфедерации», или «раздела Франции». Собственно говоря, опубликован этот памфлет был не во Франции, а в Англии, но поскольку, как это нередко случалось в те годы, напечатанное в английских газетах немедленно подхватили газеты французские, да и касался проект не чего иного, как Франции, а авторство его было приписано не кому иному, как российскому императору, рассмотрение его в нашей книге кажется вполне уместным (что же касается настоящего автора этого памфлета, его имя, чтобы сохранить интригу, я назову только в самом конце главы). Легитимистский «русский мираж», о котором рассказано в главе десятой, – это лишь одна сторона представлений французов 1820–1850-х годов о России; с ним соседствовал (и был, пожалуй, даже более распространен) взгляд на Россию как на «империю фасадов» (Астольф де Кюстин) и «царство лжи» (Жюль Мишле), страну, где самодержавие попирает все человеческие права, где до сих пор не отменено крепостное рабство и свирепствует цензура, где образованность неглубока, европеизм поверхностен, а власть постоянно вынашивает агрессивные планы против стран, живущих по другим правилам… Между прочим, и из этих оценок выводы порой делались совершенно неожиданные: анархист Эрнест Кёрдеруа в 1854 году выпустил книгу «Ура!!! или Революция от казаков», где утверждал, что раз французам в 1848 году самим не удалось разрушить прогнивший западный порядок, следует предоставить эту возможность «русским варварам» (француз именует их всех скопом казаками). Так вот, рассказ о «плане раздела Франции» позволяет познакомиться с этой точкой зрения на Россию и ее роль в мире – куда менее лестной, чем та, которой придерживались французские легитимисты.
* * *
В июле 1838 года лондонский издательский дом Риджуэя выпустил удивительную брошюру. На ее титульном листе значится: «Галльская конфедерация. Копия, снятая в Санкт-Петербурге в 1836 году с оригинального дипломатического документа, хранящегося в секретном архиве русского двора, за номером 5706, в папке „Франция“. Лондон, Риджуэй, Пикадилли, 1838». Брошюра двуязычная: в верхней части каждой страницы помещен английский текст, а в нижней – французский; он довольно корявый, и французские журналисты порой цитировали его с изменениями. Впрочем, корявость французского текста имела свое обоснование. Брошюра кончается словами:
Заплатить Ивану*** 30 000 рублей вознаграждения за этот план – и 20 000 в год за путешествие во Францию, а также снабдить его частным письмом к послу нашему в Париже. Быть по сему.
Николай. Царское Село, 15 июня 1833 года.
Ошибки в тексте, по мысли публикатора, призваны были доказать, что брошюра писана хоть и по-французски, но человеком, для которого этот язык не родной, то есть загадочным «Иваном***», действовавшим по заказу российского монарха.
Что же предлагалось в плане, столь щедро оцененном российским императором? Предлагалось разделить единую Францию на 18 отдельных государств, из которых образовать Галльскую конфедерацию по образцу реально существовавшей со времен Венского конгресса 1815 года Конфедерации германской (по-французски она именуется Confédération germanique, по-русски принято говорить о Германском союзе).
Во Франции о брошюре узнали после того, как большие выдержки из нее 23 июля 1838 года напечатала лондонская газета «Таймс». Газета воспроизвела не только все 28 статей так называемого плана Галльской конфедерации, но и предисловие анонимного публикатора, в котором обсуждался вопрос, естественным образом встававший перед каждым, кто знакомился с этим текстом, – вопрос о его достоверности. Публикатор писал, что готов к обвинениям в распространении подделки, к тому, что русские и их друзья станут упрекать его во лжи и подвергать сомнению достоверность публикуемого сочинения. На это он готов был возразить следующим образом:
Этот план раздела Франции поступил в 1836 году в секретный архив Империи под номером 5076; в ту пору он был сообщен князю Орлову
[27]. Переписчика, сделавшего копию, мы не назовем; за свою нескромность он в России может поплатиться жизнью. Что же до соображений, которые могли подвигнуть его выдать эту государственную тайну, их нетрудно угадать, зная продажность, господствующую в России. Подлинник написан на французском – языке, на котором изъясняются дипломаты царскосельского и всех прочих дворов. Кое-какие замечания на полях сделаны то на французском, то на русском, одни карандашом, другие чернилами. Дух документа доказывает, что он сочинен и продиктован либо самим Императором, либо его ближайшими советниками.
