– Классика, – мрачно сказал Джума. – Я тоже изучал психологию в свое время. Там есть продолжение: «Эта свобода включает в себя возможность быть как нечеловеком, так и святым». Какую возможность вы пророчите мне?
Комиссар покачала головой, с откровенным интересом изучая лицо Джумы.
– Вы умны, Хан, приятно в этом убеждаться время от времени, однако не стоит причислять себя к сонму святых, в вопросе вашем есть такой намек. Вы нормальный человек, способный ошибаться и причинять боль себе и другим. У меня есть знакомый, который делит мужчин на случайников и шансеров. Случайник – тот, кто пользуется случаем: удалось – хорошо, не удалось – ну и бог с ним. Шансер же никогда не упускает своего шанса. По-моему, если применить к вам эту классификацию, вы ушли от первого, но еще не пришли ко второму. Нет?
– М-м-м… – промычал Джума, озадаченный, не знающий, что сказать в ответ. С подобной точкой зрения он еще не сталкивался, а тем более не ожидал, что ее выскажет Власта.
– Впрочем, может быть, я сужу слишком пристрастно, – продолжала Боянова. – В конце концов особенности характера не являются решающими, всегда решает позиция личности. Давайте лучше поговорим о ваших друзьях.
Джума внутренне собрался, настороженно посмотрел в умные, с проблесками иронии глаза Бояновой.
– Кого вы имеете в виду?
– Мальгина, Ромашина… Железовского. Все они меня интересуют не только профессионально, но и как личности достаточно неординарные и одаренные. Прежде всего, конечно, Мальгин, загадочный богатырь, способный справиться с шестеркой хорошо вооруженных и специально обученных парней, а также без всяких последствий выпрыгнуть со сто одиннадцатого этажа.
Безопасник смотрел непонимающе, и Власта коротко рассказала ему о бое Мальгина с неизвестными лицами в квартире Купавы, жены Шаламова. Джума посидел немного, огорошенный новостью, и тихо присвистнул, забыв, где находится.
– Вот именно, – произнесла Боянова, отвечая мысленно какому-то абоненту (минуту, я занята). – Нет сомнений, что знаменитый нейрохирург, человек-да, не только интрасенс или экзосенс, как утверждают наши аналитики, но и кто-то еще. Не хочу утверждать, что он «черный человек», и все же Клим обладает неким «темным знанием», являющимся основой магии и колдовства – если использовать древние термины, обозначающие границы человеческого познания.
– Клим – колдун? – засмеялся Джума, но осекся, увидев неудовольствие на лице комиссара. – Простите, это от неожиданности, никогда не думал о нем, как о… маге. Но мой Ка
[116]
говорит мне, что вы ошибаетесь.
– У вас еще будет время убедиться в этом. Не знаю, есть ли Ка у вас, но у Мальгина он в наличии, и не один. Что касается Ромашина, то он авантюрист по натуре, хотя и предельно порядочен. Тем не менее в настоящее время он невольно является одним из факторов дестабилизации общественного спокойствия и безопасности, что не может не настораживать.
– Ромашин?! Как может быть фактором дестабилизации бывший начальник службы безопасности?
– Вспомните прошедшие события: случай с погоней за Шаламовым на Маат, выстрел из «василиска» в Даниила, в результате чего личность «черного человека» возобладала над личностью Шаламова, потом эта неподготовленная атака на обрывок «сверхструны», в результате которой на Меркурии возникла «сфера Сабатини»… Этого мало? А к чему приведет упрямый поиск Ромашиным входа в орилоунское метро? Способен ли он сам оценить это после совета Лондона «не искать Шаламова, потому что поиск опасен»?
Джума молчал.
– Я не имею претензий к Ромашину как к человеку, он симпатичен мне, умен, энергичен и… не менее загадочен, чем Клим Мальгин.
– Ну, Мальгин ладно, а при чем тут Железовский? – помедлив, спросил окончательно сбитый с толку Джума.
– Поисками Шаламова они занимаются втроем. – Боянова дала понять, что время аудиенции истекло. – И это опасно. Для людей и всех нас в том числе. Я не призываю вас вести наблюдение за троицей, что-то предпринимать, анализировать, работать, одним словом, но, если возможно, просто побудьте с ними рядом, подстрахуйте Мальгина, помогите ему… чем – не знаю сама, советом, может быть, уважением, добрым отношением, готовностью помочь наконец.
Хан встретил прямой взгляд женщины и понял недосказанное. В душе угрюмо шевельнулся второй «я», скептик и пессимист, но Джума не дал ему возможности высказаться. Пробормотав слова прощания, он вышел из кабинета, унося в душе взгляд Бояновой, в котором сквозило сомнение в его способностях.
Разговор с Бояновой не принес ожидаемого облегчения, а пустые комнаты дома, заполненные тишиной и грустью, усугубили плохое настроение. Однако Джума заставил себя встряхнуться и после короткого сеанса йогатренинга почувствовал прилив энергии.
Переодевшись и оглядев себя в зеркале, он остался доволен своим внешним видом – целеустремленный, сильный, озабоченный, но знающий себе цену молодой человек. Подумать, с виду вполне фартовый парень, но именно подобные стандарты и не нравятся Карой. «И все же изменять имидж не стану, пусть будет хоть что-то неизменное, отвечающее внутреннему мироощущению. Карой должна это понять, иначе нет смысла продолжать ее поиск в ней самой. Кстати, у нее скоро день рождения, не забыть бы вовремя вручить подарок».
Безопасник любовался игрой сережек, перстня и колье из лунного камня – гарнитур «Лукавая Селена» и спрятал его в стенной шкаф, он хранил его давно и с нетерпением ждал случая вручить адресату.
Запирая дверь от квартиры, Джума вдруг заметил у порога белый квадратик пластпапира. На двух сторонах квадратика тотчас же проступили строки на английском языке: «Информация к размышлению. Грядет очищение Мира от скверны инородцев-интрасенсов, которые есть Болезнь человечества, ведущая к полному его вырождению. Мы, Чистильщики и Хирурги, призванные излечить человечество от Болезни, призываем всех в наши ряды. Кто не с нами, тот против нас! С кем ты, гражданин Земли?»
Джума хмыкнул, пожал плечами, спрятал карточку в карман и поспешил к лифту. Дверь за спиной зажгла красный глазок, означающий, что хозяев нет дома.
Через полчаса, преодолев три тысячи километров от Ходжара, где он жил последние полгода, до Рязани, где располагался Институт внеземных культур, Джума входил в кабинет директора института, академика, доктора ксенологии Георгия Дикого. К удивлению безопасника, его приветствовал не директор, которого он знал в лицо, а Герхард Маттер, ведущий ксенолог по системе Орилоуха, толстый, громадный, лысый, с роскошной черной бородой. Кокос Маттера был распахнут чуть ли не до пояса, оголяя волосатую грудь, что, впрочем, было в его стиле: ксенолог никогда не обращал внимания на такие мелочи, как одежда, мода, этика и отсутствие вкуса. Основным принципом, который он исповедовал, был принцип удовольствия, хотя и несколько модернизированный: Маттер находил удовольствие только в работе.
