– Какой еще компании?
– К сожалению, она попала под влияние наслажденцев из «эскадрона жизни», а прячут ее молодцы из сопутствующего клуба острых приключений, брейкеры. Думаю, в скором времени выйду я на конкретных исполнителей.
– Значит, ты не математик? Работаешь на безопасность?
– Математик, но работаю над проблемами, которые меня интересуют.
– Может быть, ты знаешь и тех, кто следит за мной? Наверняка это твои приятели-безопасники.
– За вами охотятся не только безопасники, и цели у них далеко не благовидные. Почему бы вам не явиться к Власте и не выяснить с ней все отношения?
– Кто это?
– Власта Боянова, комиссар безопасности. Толковая женщина, хотя и не интрасенс.
– Я хочу делать то, что мне хочется, сэр, а с твоей комиссаршей мне говорить не о чем. Я никого не трогаю, пусть не трогают и меня.
Железовский вдруг увидел на месте Шаламова фигуру, состоящую из многих взаимопроникающих фигур людей и животных, причем некоторые явно были неземными существами. Одно из них, похожее на динозавра в пупырчатой броне, раскрыло пасть и проскрипело:
– Нигде от вас покоя нет.
Видение держалось несколько мгновений и пропало – это на пси-уровне проявилась внутренняя сущность Шаламова, его раздвоенность, вернее «размноженность», хотя сам он этого, наверное, и не заметил.
– Встретишь Мальгина, – с усилием заговорил Шаламов после паузы, – предупреди его: пусть не становится у меня на пути.
– Разве он становится? – добродушно осведомился Железовский. – Каким образом?
– Я имею в виду Купаву. Потерял – значит потерял. Пусть не ищет с ней встреч и не вмешивается в ее жизнь.
– А вот тут позвольте возразить. – Хозяин выпрямился, сдвинув брови. – Вы что же, считаете, что Купава принадлежит вам как вещь? А разве это не вы бросили ее ради… своих странствий? И не от этого ли она ищет утешения в наркомузыке, которой ее снабжают недоразвитые «суперы» из «эскадронов жизни»?
Глаза Шаламова угрожающе вспыхнули, и, несмотря на всю защиту и готовность к пси-атаке, Железовскому показалось, будто по затылку прошлась жесткая лапа гиппопотама. Качнулись стены, к горлу подступила дурнота. Кто-то пытался пролезть в мозг, запустив туда холодные гибкие щупальца. Математик напрягся, пытаясь вести борьбу на уровне внушения, и это ему удалось: голова прояснилась, ощущение чужих щупалец прошло.
– Будзюцу
[143]
, что ли? – с долей разочарования и уважения произнес Шаламов, подавив приступ гнева. – Извини, не хотел.
– Вам нужен нейропсихолог, – ровным голосом ответил Железовский, обнаружив, что сидит весь в поту. – Слишком легко возбуждаетесь и гневаетесь, тратите нервную энергию по пустякам. Клим скоро вернется, поговорите с ним, он единственный из всех специалистов, кто может помочь. Кроме разве что Вершителей.
– Где он?
– Там же, где были вы. Он, Джума Хан и Ромашин. И пошли они ради вас.
Шаламов недоверчиво покачал головой, чувствуя приближение очередной фазы «черного человека». Он уже начинал терять нить разговора и с трудом ловил ее. Пора было уходить, однако останавливало некое смутное чувство: что-то он забыл выяснить, но что именно – вспомнить уже не мог.
В кабинете хозяина что-то прозвенело – тонко, нежно, печально, будто живые лесные колокольчики.
Железовский и Шаламов одновременно посмотрели друг на друга. У бывшего спасателя был такой вид, будто он принюхивается.
– Черт возьми! – с расстановкой сказал он. – Это же кокон «эскалатора»! А я гоняюсь за ним по спецхранам как проклятый. Каким образом он у тебя оказался?
– Взял на временное хранение у безопасников. Скоро должны появиться остальные путешественники, и надо быть уверенным, что выйдут они целыми и невредимыми.
– Он мой, и я заберу его с собой.
Железовский набычился.
– Не сейчас, Даниил. Гарантирую, что, когда он вам понадобится для перехода в трансфер, вы его получите. Только не нужно пробовать на мне вашу технику внушения, я могу не выдержать и просто набью вам морду. Физически. Будьте уверены, я это сделаю.
– Будзюцу, – задумчиво пробормотал Шаламов, слабо улыбнулся. – Не мальчик, но муж. Я тоже кое-что смыслю в этом плане, хороший спарринг получился бы. Надо же, как все обернулось. Мне с самого начала казалось, что я чую пульсацию «струны», никак в толк не мог взять, почему бы это. Кокон! Надо теперь… подумать…
– Чаю хотите? – спросил Железовский, расслабляясь. – Могу предложить морс, тоник, селем, сбитень.
Шаламов перестал улыбаться, посмотрел на него как сквозь прозрачное стекло. Облик спасателя начал плыть, колебаться, меняться, не останавливаясь на конкретной фигуре.
– Что с вами?!
– Я… останусь… у… тебя! – раздельно выговорил Шаламов. – Не… сообщай… никому!..
– Это уж я обещаю! – Железовский вскочил, сбросив маску хладнокровия, и помчался в кабинет за эмканом.
Перед тем как окончательно провалиться в небытие, Даниил успел прочитать мысли математика: «Упустить такой уникальный случай!.. Клим был прав – у него учащаются фазы «черного сознания», а с маатанином, пусть и в облике Шаламова, я еще не общался…»
Иглы боли вонзились в глазные яблоки, огненная нить прошила насквозь все тело, уперлась в голову, и наступила тьма…
ГЛАВА 8
С высоты в девять километров местность под спейсером напоминала заснеженный кратер вулкана, фонтанирующий паром. Диаметр кратера понемногу рос и уже достиг четырех километров, хотя, конечно, никакого вулкана здесь не было, а снежная громада родилась из смерзшихся газов в результате действия излучателя «отрицательной энергии» – как назвал это устройство Железовский, или «генератора холода» – как продолжали звать работники управления.
Температура в эпицентре явления продолжала падать, по утверждениям физиков, хотя непосредственно измерить ее они не могли – таких термометров просто не существовало. Нижний предел созданных на Земле термоизмерителей равен минус двумстам семидесяти трем градусам, а в «кратере» создавались температуры в десятки тысяч градусов со знаком минус! Измерить их можно было только косвенными методами, по вторичным эффектам, и физики справились с этим, создав за короткое время необходимые приборы.
– Минус тридцать две тысячи! – уточнил лидер ученых из Института пограничных физических проблем, покосившись на соседку.
Боянова никак не прореагировала на замечание. В координационном зале спейсера погранслужбы «Шевалье» находилось всего несколько человек: руководитель исследовательской группы Грушин, командор погранслужбы Торопов, представитель СЭКОНа, комиссар безопасности и Алексей Шевчук, с которым Боянова постоянно советовалась.
