Калерия Львовна пустилась в подробный пересказ того, о чем они говорили и какие беды теперь ей, Калерии Львовне, ждать от Любы. Вырисовывалась поистине апокалиптическая картина. Алена принялась успокаивать Калерию Львовну, но та успокаиваться никак не хотела – и снова принялась твердить о том, как она была не права, что пятнадцать лет назад не позволила сыну жениться на Алене.
Они сидели и разговаривали – почти как близкие подруги. Алена вдруг подумала, что Калерия Львовна, наверное, теперь постоянно будет заходить к ней и жаловаться на Бориса. Пройдут годы – и ничего не изменится, кроме того, что вместо пятнадцати лет будет двадцать, потом двадцать пять…
На следующий день Алена поехала к Серафиме. Ту уже перевели в другую больницу, где разрешили посещения и, кроме того, позволяли гулять во дворе. Алену удивило, что ограда тут была совсем несерьезной – любой желающий мог сбежать.
– Ага, а ты думала, тут насильно держать будут? – саркастически усмехнулась Серафима, когда Алена озвучила свои мысли. – Нет, не хочешь – не лечись… Это только совсем уж буйных запирают.
– А тут есть?
– Не знаю. По-моему, тут одни старухи со склерозом… – пожала плечами Серафима. В стеганом халате и наброшенном поверх ядовито-зеленом пальто с оторочкой из желтого меха она смотрелась несколько странновато. Из-под толстой вязаной шапки торчали пряди рыжих волос.
Алена и Серафима ходили по аллее и жмурились от солнца и не растаявшего еще снега. В кустах, среди голых ветвей, оглушительно чирикали воробьи.
– Ты выглядишь гораздо лучше.
– Мерси…
– Я пыталась дозвониться Николя…
– Нет, не надо! – умоляюще воскликнула Серафима. – Не звони ему, пожалуйста…
– Если бы я заранее знала, что ты из-за этого Николя в дурдом попадешь, то я бы его собственными руками… – Алена мстительно сжала кулаки.
– Я не из-за него, я из-за себя. Я просто… Нет, лучше не будем об этом!
Они замолчали, глядя на ослепительно синее небо.
– Весна… – пробормотала Серафима. – Как же мне не хватало солнца! Знаешь, я ведь все равно чувствую себя счастливой, несмотря ни на что… Это странно, да?
Она сняла перчатку и отломила маленькую веточку с куста.
– Нет, – покачала головой Алена.
– О чем ты думаешь? – с любопытством спросила Серафима.
– Сейчас? О Кашине. Все-таки жаль, что я так мало обращала на него внимания. Ты веришь, что есть жизнь после смерти? Ужасно хочется верить… Тогда он сейчас с Кириллом Глебовичем Лигайо. И с Лизой Соловьевой.
– С какой еще Лизой?
– С одной девушкой… Они дружили все втроем, давным-давно.
– А-а… – улыбнулась Серафима уголками губ. В самом деле, щеки у нее слегка порозовели – то ли от свежего воздуха, то ли лечение пошло на пользу. – Слышала анекдот?
– Какой?
– Жизнь прекрасна, если правильно подобраны антидепрессанты! Это как раз в тему.
– Фимка, ты еще над этим шутишь! – притворно рассердилась Алена.
– Нет, правда… – сказала Серафима и закружилась по аллее. – Я жива, жива, жива… Боже мой, как хорошо! Ты что вечером будешь делать?
– Этим вечером? На работу пойду. Буду играть для пьяной публики, – засмеялась Алена. – Надо еще домой заехать…
– А когда в квартиру Кашина переберешься? Скоро?
– Нет, не очень. Полгода надо ждать… В общем, морока. И налог придется платить большой! Но ничего, разберемся.
…После своих выступлений Алена всегда старалась удрать от Халатова – ведь тот вечно нуждался в собеседниках.
Но на этот раз, забывшись, Алена спокойно шла по служебному коридору.
– Алена! Можно вас на минутку?
Халатов потащил ее на второй этаж. Там за столом сидел пожилой полный мужчина с гуцульскими усами. Он показался ей как будто знакомым… Впрочем, к Халатову всегда приходили известные люди.
– Вот, Георгий Михайлович, наша звезда… Алена, познакомься, это Георгий Михайлович, интересовался тобой. Слушал – и буквально слезами обливался. Да, да, да, я не шучу! Мы тут об искусстве сейчас говорили…
Новый знакомый поцеловал у Алены руку.
– Так вот, Аленушка, я как раз упомянул о том, что кинематограф в наши дни ставит перед художником особые задачи, – произнес он хриплым басом. – Поставленная тема должна раскрываться в нескольких направлениях, в том числе и звуковое оформление фильма должно совпадать с неким образом…
Алена слушала и ничего не понимала. Но тут, к счастью, на стол поставили блюда с едой.
– Эх, хорошо… Вы сейчас, Георгий Михайлович, оцените мое искусство, – от избытка чувств пошевелил над ними пальцами Халатов. – Ведь это не искусство даже, а целая наука! Вот мы сейчас за одним столом сидим, а должен быть еще другой стол, отдельный, для закусок… Как раньше кормили дорогих гостей? Перво-наперво к холодным закускам подавали в качестве аперитива херес, желающим – водку. А собственно обед, проходивший далее уже за основным столом, начинался с супа. Как правило, подавали два супа: бульон с яйцом и гренками – и заправочный, например, русские щи или рыбную солянку.
– Щи я люблю… – пошевелил усами гость. – Ну, за знакомство…
Алена мужественно проглотила стопку водки, и внутри сразу стало горячо. Она потянулась к холодцу.
– …так вот, далее шли горячие закуски – скажем, блины с икрой. Ну, а венцом обеда считалось основное горячее – молочный поросенок. Или там фазан, индейка, телячьи медальоны… Заканчивался обед сладким: пятислойной гурьевской кашей или омлетом-сюрпризом – запеченным в яйце мороженым. И только после сладкого, тоже за отдельным столом, шел десерт – мороженое, фрукты, шоколад, кофе и ликеры… Алена, а теперь вот рыжиков соленых попробуйте. Видите, какие – рубленные с луком и клюквой…
– Раньше люди умели жить, – сказал Георгий Михайлович. – А почему? А потому что никуда не торопились. Сейчас ведь что – сплошной цейтнот… Да, Алена, чью музыку вы сейчас исполняли?
– Ничью, – ответила она, с удовольствием хрустя рыжиками. – Это импровизация.
– Да?.. Надо же! – покачал тот головой.
– Французам хорошо, – рассуждал Халатов, блестя темно-карими, прямо-таки вишневыми веселыми глазами. – Выловили они там устриц или креветок, сбрызнули лимонным соком, украсили – раз-два, и готово. А русская кухня чрезвычайно сложна в приготовлении, ингредиентов очень много, и не дай бог какого-нибудь нет… Скажем, чтобы сварить настоящие русские щи из квашеной капусты, нужны и репа, и корень сельдерея, и белые грибы, и майоран… В советские времена была просто катастрофа – продуктов всегда не хватало, вот и пришло все в упадок.
Принесли поросенка, фаршированного гречневой кашей.
– Ну, за всеобщее изобилие! – сказал гость.
