Как бы то ни было, вскоре после этого Фидель поспешил изложить КАП «гениальную» идею, которую он вынашивал уже давно. Команданте, которому по-прежнему не давала покоя венесуэльская нефть, объяснял, как всем будет выгодно, если Венесуэла начнет поставлять нефть на Кубу, вместо Западной Европы, тогда как Советский Союз будет поставлять углеводороды в Западную Европу, вместо Кубы. При этом оба поставщика – и Венесуэла, и СССР – не будут в обиде, все выиграют на сокращении расходов по транспортировке, кроме того, все участники сохранят свою энергетическую безопасность. Эта остроумная и дерзкая идея тем не менее показалась Карлосу Андресу Пересу нереалистичной, и он ее отклонил. Но тот факт, что она вызрела в уме Фиделя Кастро, подтверждает не только его самый живой интерес к венесуэльской нефти, но и его способность заглядывать в будущее, поскольку за несколько месяцев до падения Берлинской стены горбачевский СССР становился все менее и менее надежным поставщиком. Эта история также показывает буквально глобальный размах замыслов Фиделя, которому было тесно на его острове в Карибском море.
В конце концов ему пришлось ждать еще десять лет прихода к власти в 1999 году Уго Чавеса (1954–2013), чтобы наложить руку на часть венесуэльского черного золота. В этот момент Фидель осознал, что с новым союзником создается самый сенсационный стратегический альянс за все время существования его режима: ось Каракас – Гавана. Действительно, с 2006 года Венесуэла поставляет Кубе нефть по сниженным, «дружеским» ценам, в объеме от ста до ста пятидесяти тысяч баррелей в день, в обмен на отправку кубинских врачей в венесуэльские бидонвили и присылку «советников». Через сорок с лишним лет после своего первого визита в Каракас Фидель получил от своего ученика Уго Чавеса помощь, которой безуспешно добивался от Ромуло Бетанкура. Но это не все. Вместе Кастро и Чавес, благодаря политическому гению первого и нефти второго, сумели возродить «латиноамериканский интернационализм» – возникший еще в XIX веке проект, приверженцами которого были Симон Боливар и кубинец Хосе Марти
[35], отстаивавшие принципы солидарности стран региона. По инициативе Кастро и Чавеса был создан Боливарианский альянс для народов нашей Америки (АЛБА)
[36] – организация левой направленности, в которую входят в числе ряда других Боливия, Эквадор и Никарагуа. Благодаря этому можно оценить одну из самых основных черт кастровского режима: буквально маниакальную настойчивость его лидера.
Фидель Кастро выжидал сорок лет, прежде чем включить Венесуэлу в сферу своего влияния, но все-таки добился этого.
Глава 11. Фидель и опереточные тираны
Нас предупредили заранее. И еще раз повторили в самолете: будьте все время начеку! Инструкция исходила от людей из кубинской разведки: «Следите за своими словами; северные корейцы ставят микрофоны всюду, все слушают, все снимают на кинопленку». «Всюду» означало не только в кабинете президента, в зале заседаний Совета министров или в доме дипломата для оперативной разработки, как это делается на Кубе. «Повсюду» означает абсолютно везде: в лифтах, в коридорах гостиницы, во всех гостиничных номерах, в ванных комнатах и даже в туалетах. В первый – оказавшийся также последним – официальный визит Фиделя Кастро в Корейскую Народно-Демократическую Республику, то есть в Северную Корею, мне было любопытно проверить, правду ли нам говорило кубинское шпионское ведомство.
Наш Ил, прилетевший из Москвы, приземлился и теперь стоял перед красной ковровой дорожкой, расстеленной на бетонной полосе аэропорта Пхеньяна. Диктатор Ким Ир Сен, в берете, придававшем ему вид мирного отца семейства, стоял рядом со своим сыном и официальным наследником Ким Чен Иром
[37], ожидая своего гостя. Фидель, в русской шапке-ушанке, спустился по трапу и энергично пожал руку «Великому вождю», который был меньше его на целую голову; высокий, в ушанке и длинном пальто, он выглядел среди корейцев настоящим сибирским великаном. Невозможно было сразу же не заметить шишку размером с бейсбольный мяч на затылке Ким Ир Сена, но из-за своей параноидальной подозрительности он не хотел делать операцию. Подошла девушка, чтобы вручить Фиделю букет цветов. Потом в небо были выпущены пятьсот воздушных шаров. Затем гусиным шагом прошли части почетного караула. После этого главы двух государств смогли сесть в черный лимузин с открытым верхом, который, окруженный тридцатью мотоциклистами, покатил к столице.
Зрелище было грандиозным. На протяжении всех сорока километров, отделяющих аэропорт от столицы, стояли, образовывая живую изгородь по обеим сторонам дороги, десятки, даже сотни тысяч корейцев, размахивавших кубинскими и корейскими флажками. Через равные интервалы, каждые пятьдесят метров, были выставлены портреты Кастро и Кима. На каждом повороте, словно мимолетные видения, мелькали танцовщицы в белом, желтом или небесно-голубом, исполнявшие танцы с веерами, зонтиками и лентами; они двигались, словно роботы, под унылым серым пхеньянским небом.
Поскольку моя машина ехала на добрый километр впереди президентской, у меня была возможность увидеть, как власти добивались такого ровного построения людей. Гипердисциплинированные корейцы стояли за белыми линиями, нарисованными по обеим сторонам дороги. Ничто не оставлялось на авось: всякий, кто заступал за черту, пусть даже мысками ботинок, получал удар дубинкой от безжалостных военных, поставленных через каждые десять метров. Я видел, что эти сцены повторялись на протяжении всего маршрута. Все это напоминало дрессировку собак. Мое внимание привлекла еще одна деталь: все корейцы были одеты одинаково, из-за чего казались оловянными солдатиками из одного набора. Сюрпризы для меня на этом не закончились: сотрудники кубинского посольства рассказали нам, что первейший долг каждого корейца – проснувшись утром, подмести тротуар перед своим домом. Еще они мне говорили о тотальном дефиците, из-за которого им приходилось ездить на поезде в Южную Корею и там закупать для посольства продукты питания и различные товары.
* * *
Цель этого официального двухдневного визита, начавшегося 10 марта 1986 года, была проста. Для Фиделя он стал проявлением вежливости по отношению к корейцам, которые каждый год передавали ему в своем гаванском посольстве приглашение на празднование их Дня независимости 9 сентября 1948 года и никогда не забывали сделать ему подарок на 13 августа – день его рождения. Разумеется, речь шла и о поддержании связей между «братскими странами». И для этого между Кубой и Северной Кореей был подписан «договор о дружбе и сотрудничестве».
Все было очень сухо, протокольно. Мы осмотрели город, по которому ездили только полицейские машины. Полюбовались двадцатиметровой бронзовой статуей корейского вождя. Потом Ким Ир Сен с гордостью продемонстрировал Фиделю макет плотины, строящейся где-то в провинции. За два дня Лидер максимо был трижды награжден: золотой медалью Корейской Народно-Демократической Республики, орденом Государственного Флага и медалью «За воинскую доблесть». Вечером мы посетили пхеньянский Большой театр, где смотрели балет, сюжет которого из нас не понял никто, кроме Фиделя, у которого был переводчик. Но, поскольку во всем присутствовал культ личности вождя, можно было предположить, что спектакль прославлял Ким Ир Сена, который показался мне одновременно интровертом и человеком, умеющим внушить страх. Ему даже не надо было отдавать приказы: достаточно было одного взгляда, чтобы окружающие бежали к нему, соперничая друг с другом в раболепствовании. Однако из-за языкового барьера мне не удалось поговорить со своими корейскими коллегами, чтобы побольше узнать об их стране, их руководителях, их обычаях. У меня создалось ощущение, что я оказался в каком-то сюрреалистическом немом кинофильме.
