В то же время была перемещена и часть радиосети «Северного полюса», которая ранее работала из Гааги, Гауды, Роттердама, Нордвейка и Амстердама. Теперь передатчики располагались в Эйндховене, Хертогенбосе, Утрехте, Хилверсюме, Арнеме и Дрибергене. Мы старались, чтобы ни один передатчик слишком долго не вещал из одного места, так как не имели сведений о точном состоянии вражеских средств пеленгации и всегда допускали, что она постоянно ведется «с той стороны» в целях контроля.
Более того, Дриберген имел еще и то преимущество, что в этом городе размещался штаб командующего германской ночной истребительной авиацией в северо-западной зоне. Я поддерживал тесные контакты с его штабом со времени массовых сбросов осенью 1942 года. IС при этом штабе обеспечивал первоклассную поддержку наших операций. Выдающийся летчик и многосторонний спортсмен, он был всегда готов часами катать меня над Голландией в своем «шторхе» в то время, когда я искал новые места для сброса. С воздуха их найти было гораздо проще, чем с земли, поскольку требовалось выбирать районы вдали от жилых домов, крупных дорог и военных объектов. Естественно, следовало избегать наличия по соседству зенитных батарей и постов наблюдения за воздухом.
Большинство мест для сброса, использовавшихся во время операции «Северный полюс» (всего их насчитывалось около тридцати), располагалось в малонаселенном районе Велюве, некоторые – к востоку и северу от Стенвейка, и одно – восточнее Ассена. Однако одно из самых интересных было создано по приказу из Лондона на берегу залива Зейдер-Зе южнее Схеллингхаута, в нескольких милях восточнее Хорна. В этом месте в море на парашютах были сброшены два агента в купальных костюмах, и им пришлось плыть на световые сигналы, которые мы подавали с дамбы. Операция прошла неудачно – агенты в темноте запутались в стропах парашютов, и мы в конце концов вытащили их на берег совершенно выдохшимися. В результате попытки такого рода больше не предпринимались. Особой нашей любовью пользовалось место сброса примерно в десяти километрах от Дрибергена, около Дартхейзена, поскольку оно избавляло нас от бесконечных ночных поездок порой в несколько сотен километров. Иногда моей маленькой команде приходилось бодрствовать несколько ночей подряд, так как сбросы нередко осуществлялись в трех или четырех, а то и в шести местах одновременно, а во время полной луны по приказу «с той стороны» операции шли три или четыре ночи подряд.
Подготовка к приему велась по определенной программе и превратилась в круглосуточный процесс, в котором не было ничего романтического или возбуждающего. Когда в отношении конкретной группы агентов мы получали положительное число, нам оставалось лишь передать кодовое послание в ЗИПО, ОРПО и в станцию абвера в Хилвер-сюме, чтобы привести всю машину в движение. Принимающий комитет и все прочие заинтересованные лица сразу же узнавали, где им собираться и какое место сброса будет задействовано. Например, кодовое послание «Визит № 17 двух дам сегодня вечером» означало, что в наступающую ночь двух агентов сбросят в месте № 17. Иногда я откомандировывал к принимающему комитету двоих своих радистов, задачей которых было сообщать о развитии событий в дрибергенский штаб. Они настраивали свои передатчики, производили проверку связи, а затем соблюдали радиомолчание до того момента, как прилетит самолет и состоится сброс. Если к концу отведенного периода самолета не появлялось, они спрашивали, отправились ли в путь «специалисты» или «можно ли приступать к демонтажу» – иными словами, может ли отряд покинуть район. Информацию о вражеских полетах сообщали нам радарные станции люфтваффе, благодаря чему мы быстро могли передать в район сброса соответствующую инструкцию.
Естественно, наши радиопереговоры следовало тщательно маскировать, и мы использовали заранее обговоренные сигналы, соответствовавшие всем вообразимым вопросам и донесениям. Например:
AAA – прибыл, сбросил, улетел.
АХХ – самолет прибыл, кружил над районом, но не нашел точку сброса.
АХА – прибыл, не нашел район сброса, улетел.
Поскольку мы никогда не знали наверняка, не раскрыта ли наша игра и не выдал ли нас кто-нибудь, то и не могли предугадать, что нас ожидает во время очередной операции. Недооценивать врага не стоило – союзные разведки, особенно СОЕ, во Франции, на Балканах и в Польше проделали выдающуюся работу. Всегда приходилось считаться с возможностью бомбардировки точки сброса, и сигнал «ВВВ» должен был означать «бомбы», служа предупреждением всем прочим районам, если бы враг задумал накрыть нас бомбами в шести разных точках за одну ночь…
Центральная радиостанция по прямой телефонной линии передавала донесения с мест сброса в центр управления ночными истребителями около Хардервейка. Обычно я лично присутствовал там во время важнейших операций по сбросу, чтобы наблюдать за каждым этапом процедуры и выпустить ночные истребители в нужный момент. Центр управления ночными истребителями представлял собой большой тускло освещенный зал; в его центре стоял огромный стол, покрытый слегка подсвеченным снизу матовым стеклом, на котором были показаны границы Голландии, береговая линия и Зейдер-Зе, наложенные на квадратную сетку. Когда радарные станции засекали приближающийся вражеский самолет, на обширном светлом пространстве стола, далеко за линией островов, появлялась ярко-красная точка. Одновременно на темной стене комнаты рядом со шкалой, обозначавшей высоту, начинала плясать вторая светлая точка. «Специалистов» можно было определить достаточно уверенно, так как они обычно летели по одному конкретному маршруту, известному нам по опыту. Они пересекали остров Тексел, шли примерно до середины Зейдер-Зе и оттуда брали курс на место сброса. Затем красная точка неожиданно начала описывать круги по матовому стеклу – один раз, второй, а иногда и третий, – после чего вторая точка исчезала со шкалы высоты: самолет спускался ниже 900 футов.
Когда мы планировали сбить самолет, к красной точке присоединялась белая, которая обозначала ночной истребитель, поджидающий жертву над местом сброса, на высоте от 9 до 12 тысяч футов. Диспетчер ночных истребителей обычно говорил по радиотелефону с самолетом так тихо, четко и уверенно, как будто он и пилот сидели рядом друг с другом. Когда красная точка снова ложилась на прямой курс, из точки сброса приходил радиосигнал. Сообщение передавали диспетчеру. Три буквы AAA означали, что истребитель получит приказ атаковать и он помчится вниз в темноте, не видя дальше, чем на несколько сот футов, но получая безошибочную наводку на жертву от человека со спокойным голосом, сидящего за освещенным столом. Медленно и неумолимо белая точка приближалась к ярко-красной, продолжавшей свой полет на запад. Пока два самолета с ревом мчались сквозь ночь со скоростью в 300 или 400 километров в час – две, три, четыре минуты невыносимого напряжения – наши глаза, как загипнотизированные, не могли оторваться от слегка дрожащих, скользящих вперед светлых точек, которые так сближались друг с другом, что казалось – они просто хотят слиться. Быстрый взгляд на шкалу высоты. Две точки пляшут на стене рядом друг с другом на одной высоте. В мертвой тишине комнаты голос диспетчера звучит очень громко:
– Вы уже должны его видеть!
Через три секунды от пилота поступает подтверждение, и тогда как камень в омут падает приказ диспетчера:
