Я все равно что вернулся домой, снова оказавшись в Париже – где, в отличие от всех других городов мира, чужестранец находит вторую родину. Ведь как было в мае 1940 года? Не успели затихнуть последние отзвуки боев, как Париж сам с поразительной легкостью и быстротой покорил пораженных победителей. Мы вторглись незваными пришельцами, и никто не мог бы сказать, что нас ждал теплый прием, однако ничто не могло помешать нам пасть жертвами неотразимого парижского очарования.
Через переполненный ресторан отеля «Лютеция» я прошел к своему старому столику, по пути обмениваясь приветствиями. Каждый из тех, кто обедал за этими маленькими столиками, работал на абвер. Здесь были офицеры, секретари, ассистенты. Почти все мужчины – старше сорока или пятидесяти, почти ни одной женщины старше тридцати. Пестрая мешанина ярких летних платьев, официальной или спортивной одежды и аккуратных форменных мундиров.
Большая лысая голова «папы» Федера была полна забот, которые ему доставляла команда плутов, оставшихся от меня в наследство, и он едва дождался кофе, поданного ему в кабинет, прежде чем начать разговор. Кресло зловеще поскрипывало под тяжестью его тела, покрывшегося потом, пока он возбужденно изливал жалобы на моих друзей и бывших сотрудников. Было ясно, что мне следует вылить масла на это бушующее море возмущенной казенщины и оскорбленного достоинства. Напряжение слегка ослабло, когда я задал Федеру пару вопросов о том, как обстоят дела с некоторыми важными контактами, которые я оставил ему в наследство. За время моего отсутствия не произошло ничего существенного, но он с удовольствием ухватился за эту возможность, чтобы оседлать любимого конька в присутствии коллеги-профессионала.
Немного погодя я без труда сумел убедить его в необходимости разделить «команду». Арно и Освальд отправлялись со мной в Голландию, а остальные окончательно включались в состав отдела IIIF Аст-Париж. Это соглашение было скреплено вечерней пирушкой с моими людьми.
Дззз… дззз… дззз…
В послеполуденную воскресную дрему ворвался пронзительный звонок прямого телефона из отеля «Лютеция» на мою квартиру на авеню Габриэль. Я ответил, назвавшись псевдонимом, под которым жил здесь.
– Говорит дежурный офицер «Лютеции». Это доктор Герхардтс?
– Слушаю.
– Для вас из Гааги пришел срочный совершенно секретный сигнал. Хотите получить его лично?
– Спасибо. Сейчас прибуду.
По дороге я пытался догадаться, что все это значит. Должно быть, что-то особенное и срочное, иначе Вурр просто попросил бы меня позвонить ему в Схевенинген. Может быть, служба пеленгации засекла того парня? Двухнедельный срок, который обер-лейтенант О. дал радисту UBX, уже истек.
Я оказался прав. Послание гласило: «UBX захвачен сегодня в 8.00. Радист и помощник арестованы. Шифры и обширный шпионский материал остались в неприкосновенности… Когда вы возвращаетесь? Обер-лейтенант Вурр».
Я соображал быстро. Это наш первый важный ход в Голландии, и, если им правильно воспользоваться, он будет иметь далеко идущие последствия. Как глупо с моей стороны прохлаждаться в Париже, когда я должен быть в Схевенингене! Уже через час я снова мчался на север через Ле-Бурже. Дежурный офицер в «Лютеции» передал в Схевенинген, чтобы меня ждали к 22.00.
Арест радиста прошел успешно благодаря точным пеленгам, которые получил обер-лейтенант О. Интересно, что перехватывающее устройство продолжало записывать позывные передатчика в тот момент, когда полиция безопасности вломилась в подозрительный дом, и благодаря этому Вурр, находившийся рядом, догадался обыскать летний домик, стоявший на том же участке.
Большая комната внизу пуста. Ничего подозрительного. Быстро наверх! В полутемной комнате Вурр видит перед собой двоих людей, от неожиданности вскочивших на ноги. Он мгновенно оценивает ситуацию, и по его команде «Руки вверх!» те застывают рядом со своим аппаратом. Это позволило последовавшим за Вурром людям из службы пеленгации захватить приемник с разнообразным оборудованием и всеми текстами радиограмм. В тот же вечер я получил от Вурра подробный доклад. Захваченные шпионские материалы – стопка машинописных листов – представляли собой примерно сорок пронумерованных докладов с префиксом «АС» и сотни отдельных сообщений.
– Хорошо. Завтра мы изучим их повнимательней. Имена арестованных известны?
– Полиция безопасности еще ничего не сообщала, – сказал Вурр. – Передатчик и все оборудование находятся в распоряжении лейтенанта Гейнрихса. Сейчас его люди воссоздают шифр. Гейнрихс придет с докладом завтра в 9.00.
– Штаб абвера в Берлине поставлен в известность?
– Я уже отправил в Берлин сообщение от вашего имени.
Мы расстались с сердечным рукопожатием. Занимающийся новый день должен был принести много интересного.
Следует признать, что перспективы ответной радиоигры представлялись пока весьма смутно. Радиоигра состоит в том, чтобы продолжать работу на этом передатчике в интересах нашей контрразведки, скрыв факт захвата передатчика от врага и поддерживая у того уверенность, что его агент по-прежнему спокойно работает. Такая игра была фундаментальным принципом немецкой военной контрразведки, и все прочие соображения и мотивы должны были отступить, когда появлялась возможность наладить с врагом радиосвязь, которую тот считал бы абсолютно подлинной. Послания вражеской разведки, отправленные на попавший к нам приемник, могли бы дать ценные сведения о намерениях врага. Каждое задание, порученное агентам, каждый переданный им вопрос и каждый обмен посланиями становился километровым столбом на дороге, ведущей к цели контрразведки – проникновению в сердце вражеской разведки. В нашем нынешнем положении это, вообще говоря, был единственный шанс быстро получить достоверное и полное представление о ситуации. Пока сердце и мозг союзных западных держав находились в Лондоне, физическое проникновение наших агентов на укрепленный остров было связано с таким риском и с такой потерей бесценного времени, что становилось практически неосуществимым.
В этом отношении враг, безусловно, занимал более выгодное положение. Ему было гораздо проще проникнуть в Германию и оккупированные страны через Швейцарию, Швецию и Испанию, не говоря уже о поддержке, которую вражеские агенты получали от жителей оккупированных стран и от множества иностранных рабочих в Германии. В то же время, смирившись с тем фактом, что в Англии для нас ничего не светило, мы тем более продуманно занимались игрой с врагом посредством радиопередатчиков – эту игру мы уже вели различными способами в 1941 году во Франции и на первых порах получали хорошие результаты; и, хотя мы так и не узнали, каким образом разведка в Лондоне так быстро раскрыла нашу игру, это не мешало нам совершенствовать свои тактические методы.
Из доклада лейтенанта Гейнрихса стало ясно, что шифр, которым пользовался радист UBX, отмечался некоторыми особенностями, о смысле и назначении которых оставалось только догадываться. Нам удалось расшифровать многие послания UBX, перехваченные ранее, но у нас было недостаточно информации, чтобы начать игру на этом передатчике. Шифр, применявшийся на нем, был того же типа, что использовался на голландском флоте.
