В 1662 году в Зеркальной галерее Версаля появился медальон с изображением Людовика Великого, останавливающего «ярость поединков». Эта картина была помещена между двумя другими – «Разгром турок в Венгрии королевскими войсками» и «Признание Испанией превосходства Франции». И несмотря на это, дуэли продолжались, просто они перестали быть достоянием гласности.
Для поединков выбирали уединенные места; наибольшей популярностью пользовался печально известный пустырь Пре-о-Клер; дуэли проходили также в окрестностях монастыря кармелиток Дешо на юге Парижа, недалеко от Люксембургского дворца. В трактатах о фехтовании особо рассматривались случаи, когда помехой могут быть «неровности почвы», хотя официально в искусстве владеть шпагой надлежало упражняться только в зале.
«Причиной, по которой французы охотно сражаются на поединках, является то, что Франция находится под знаком Марса в созвездии Овна, и точно так же, как бараны отходят от стада, чтобы сшибиться лбами, так и французы отдаляются от основных воинских частей, чтобы сразиться друг с другом», – писал в 1610 году Жан Саварон в «Трактате против дуэлей».
В дуэлях не было ничего от утонченности поединков в фехтовальных залах, они были ожесточенными, а порой и просто жестокими. Писатель Роже де Бюсси-Рабютен, одно время бывший полковником легкой кавалерии, рассказывает в своих мемуарах об одном из многочисленных поединков, которыми была так богата его жизнь. В тот раз он столкнулся с гасконцем по имени Бюск:
«Вторым ударом я пронзил ему грудь; поскольку я сильно выдвинулся вперед, я решил выправиться, позабыв про бугорок позади меня, споткнулся и упал навзничь. Бюск, чувствуя, что тяжело ранен, бросился на меня; крича, чтобы я просил пощады, он в то же время хотел ударить меня шпагой, но я увернулся, и шпага лишь оцарапала мне бок и воткнулась в землю. Испугавшись, что он снова нападет, я схватил его шпагу за клинок; выдернув ее, он рассек мне пальцы и, приставив острие своей шпаги к моей груди, принудил меня отдать ему мою собственную».
В XVII веке поединок велся уже не до первой крови, а до тех пор, пока сражающиеся могли держать в руках шпагу. Любые удары и приемы были дозволены, даже ношение защитного нагрудника или неожиданно выхваченный пистолет. Старший брат Ришелье был убит своим противником, гвардейским капитаном де Темином, который спрятался за своего коня и оттуда нанес удар.
По обычаю каждому дуэлянту полагалось иметь одного-двух секундантов. В те времена, как уже говорилось, их обязанностью было не следить за соблюдением правил (которых не было), а драться самим. Пригласить человека в секунданты считалось дружеским жестом, проявлением доверия. С другой стороны, отказ от такого предложения был чреват серьезными последствиями. Когда граф де Шале отказал в такой услуге своему другу Лувиньи, собиравшемуся драться с графом де Кандалем (его секундантом был Бутвиль), тот стал распространять слухи об участии Шале в заговоре против короля; Шале был арестован и казнен.
В списке дуэлей, произошедших в Париже в 1655-1660 годах, который был подан канцлеру Сегье, чтобы исключить дуэлянтов из перечня щедрот, раздаваемых королем Людовиком XIV по случаю своего бракосочетания с испанской инфантой, значатся пятьдесят три поединка, в которых участвовало более двухсот человек, то есть в среднем по четыре человека в каждой дуэли; погибли пятнадцать человек. В июне 1659 года в Шиноне состоялся настоящий бой: в дуэли участвовали двенадцать человек – шестеро против шестерых. Целью эдикта от 1 сентября 1679 года было не позволить бретерам сражаться за других: трусливые «дуэлянты» специально приглашали в секунданты хороших фехтовальщиков, чтобы спрятаться за их спиной.
В идеале секунданты должны были также следить за тем, чтобы соперники дрались честно, а затем засвидетельствовать их доблесть или лукавство. Однако по мере того как дуэль из торжественно обставленного поединка превращалась в сведение счетов, да к тому же и подсудное дело, лишние свидетели оказывались не нужны, и дуэлянты стали обходиться без секундантов. В XVIII веке свидетелей дуэли призывали разнимать противников, рассматривая невмешательство как «неоказание помощи человеку, находящемуся в смертельной опасности».
Поводом к дуэли могло послужить что угодно. Граф де Бюсси-Рабютен (1618-1693) рассказывает в своих мемуарах, как однажды, возвращаясь из театра, повстречал дворянина по имени Брюк, с которым прежде не был знаком. Тот обратился к нему весьма учтиво, отвел в сторону и спросил: правда ли, будто граф де Тианж назвал его, Брюка, пьяницей? Бюсси ответил, что ничего подобного не слышал, да и видится с графом крайне редко. «Помилуйте, он ваш дядя! – возразил его собеседник. – Поскольку я не могу получить сатисфакции от него, я обращаюсь к вам». «Раз вы хотите поставить меня на место моего дяди, – отвечал Бюсси, – я отвечу, что тот, кто утверждал, будто бы он называл вас пьяницей, солгал!» – «Так говорил мой брат, а он еще дитя». – «Ну так выпорите его за то, что говорит напраслину». – «Я не потерплю, чтобы моего брата называли лжецом, защищайтесь!» Оба выхватили шпаги прямо на улице, однако их разняли прохожие. Противники уговорились сразиться при первой благоприятной возможности. Несколько дней спустя некий дворянин, которого Бюсси прежде никогда не встречал и не знал его даже по имени, пришел к нему домой и спросил, не окажет ли он ему честь назначить его своим секундантом. И добавил, что знает и самого графа, и Брюка лишь понаслышке, однако, будучи готов предложить свои услуги любому из них, решил отдать предпочтение Бюсси как более храброму человеку. Бюсси искренне поблагодарил его и просил извинить, поскольку уже пригласил четырех секундантов и боится, что, увеличив их число, превратит поединок в побоище.
В редких случаях ссора не доходила до драки: однажды Шапель (приятель Бутвиля) сцепился с Фонтене из-за того, кому по какой части улицы идти (улицы не имели тротуаров, и посередине постоянно были грязные лужи); они выхватили шпаги, однако прохожие их разняли.
Чаще всего шпагу извлекали из ножен в кабаке, после попойки, и по самой банальной причине: из-за денег или из-за женщин. Молодость, ветреность, праздность, предрассудки, ложные представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо», – обычные черты военных из свиты короля. «Неужели вы считаете меня вздорным и легкомысленным, как какой-нибудь мушкетер?» – спросил как-то Людовик XIV госпожу де Ментенон. Увы, эта легкомысленность часто имела тяжелые последствия.
За исключением трех привилегированных корпусов – французской гвардии, швейцарской гвардии и Ста швейцарцев – военные подвергались обычному суду, и военнослужащие-дуэлянты подпадали под действие уголовных законов в соответствии с королевскими ордонансами от 1651 и 1679 годов. Однако если дуэль происходила в гарнизоне и в расположении воинских частей, военный комендант должен был провести расследование, предупредить командующего и интенданта – военного или гражданского. Копию отчета о расследовании надлежало отослать королю. После этого дело передавалось в обычный суд. Для Ста швейцарцев правосудие отправлял капитан-исправник, принадлежащий к этой лейб-гвардейской части и исполнявший в ней роль гражданского и уголовного судьи. Он разбирал дела своих подчиненных в соответствии с законами своей «нации». Швейцарцы редко дрались на дуэли: максимум раз в десять лет. Наказание провинившимся было не слишком суровым: например, двух солдат приговорили к трем месяцам тюрьмы, двум месяцам без жалованья и выговору.
