Должность непосредственного сборщика податей была нежеланной, очень тяжелой и даже опасной. Городские старшины считали ее для себя наказанием. В 1634 году в городской совет города Понтуаза обратились врачи, прося взимать с них минимальную сумму налогов и не назначать сборщиками податей, поскольку они каждый день оказывают услуги бедным и населению.
Бумажных денег и безналичных расчетов не существовало, оплата производилась звонкой монетой. Деньги чеканили молотом, у монет не было среза, они имели лишь приблизительно круглую форму. Ловчили все, даже финансовые чиновники: они выплачивали требуемые суммы в казну урезанными монетами, а с налогоплательщиков требовали полновесных денег. Достаточно было обработать золотые монеты царской водкой, чтобы уменьшить их вес при сохранении изображения, поэтому с 1639 года деньги принимали только на вес; уличенным мошенникам отрубали голову в назидание остальным.
Интендант Корнюэль убедил Совет, что будет выгоднее принимать в торговле монеты по номиналу, не взвешивая. Результат был катастрофическим. Полновесные монеты оказались вывезены из страны, а в казну попали обесцененные деньги, стоившие вдвое меньше номинала. По настоянию сюринтенданта финансов Клода де Бюльона король вмешался и издал эдикт от 31 марта 1640 года, по которому частные лица должны были в течение трех месяцев снести на монетные дворы облегченные деньги, а там их обменяют на монеты, вес которых отныне меняться не будет. Так родился луидор, весивший 6,75 г золота в 22 карата и равнявшийся десяти ливрам. На аверсе был изображен в профиль Людовик XIII в лавровом венке, на реверсе – щит с гербом Франции. Луидор находился в обращении до 1789 года, а слово «луи» до 1915 года означало золотую монету в 20 франков. Его чеканили по усовершенствованной технологии, с применением балансира, и простым подданным это было запрещено. В 1641 году был выпущен «серебряный луи» – экю весом 27,45 г серебра 917-й пробы, равнявшийся трем ливрам или шестидесяти су. Годом позже в обращении появились монеты в половину экю, в четверть экю и в одну двенадцатую экю. На чеканку медной монеты Ришелье объявил тендер.
В 1630—1633 годах был неурожай, во многих областях начался голод. Из населения продолжали выколачивать налоги, поскольку деньги требовались на войну. По нескольким французским провинциям прокатилась волна крестьянских восстаний. В Перигоре и Ангумуа толпы крестьян, предводительствуемых сельскими кюре, набросились на сборщиков налога на соль и вино. Они также требовали, чтобы десятина шла непосредственно сельским священникам, а не высшему духовенству, роскошествовавшему в столице.
Король установил налог в размере одного соля с ливра
[39] на все товары. В винодельческих областях внедрили налог в один экю с каждой распитой бочки вина, который должны были платить корчмари. Странным образом, именно новый налог на винные бочки вызвал взрыв в Гиени. В мае-июне 1635 года вспыхнули мятежи в Бордо. Ришелье пришлось приостановить исполнение указа. Налог в один соль вызвал в Амьене безработицу, в Париже – спекуляцию, а хуже всего было повсеместное снижение цен, за которым последовала девальвация ливра. Застой в торговле и растущая безработица сократили налоговые поступления.
В июле 1636 года началось восстание в Сентонже, Они, Пуату и Лимузене. Восставших называли кроканами
[40]. Зимой восстание пошло на убыль, но по весне разгорелось с новой силой, охватив огнем пятнадцать провинций. В Перигоре кроканы создали настоящую армию, во главе которой встал местный дворянин Антуан де Ламот де Лафоре – опытный военачальник, участвовавший во многих сражениях. «Генерал кроканов» организовал десятитысячную армию, наводившую ужас на местные власти и подчинявшуюся строгой дисциплине: грабежи и мародерство были запрещены. Обосновавшись в Бержераке, Ламот отменил все «незаконные» налоги и призвал все города Перигора последовать его примеру.
Ришелье отозвал с испанского фронта войска численностью три тысячи человек для карательной экспедиции. Командовавший ими герцог де Лавалетт оценил обстановку и начал тайные переговоры с «генералом кроканов», обещая ему прощение в случае сдачи. Среди вождей кроканов начались разногласия, которые переросли в вооруженные стычки. 1 июня 1637 года сторонники Ламота и его противники, возглавляемые ремесленником Маго, сошлись с оружием в руках. Ламота поддержала буржуазия Бержерака; Маго был убит в сражении, как и еще тысяча кроканов, его сторонники сложили оружие и получили прощение. Власть короля в Перигоре была восстановлена, а Лавалетт предложил Ришелье послать «обстрелянных» кроканов на фронт биться с испанцами.
Один из буржуа писал в своем дневнике от 9 января 1637 года: «Устанавливают новые налоги на всё, что можно, в частности, на соль, вино и дрова; боюсь, как бы не обложили им нищих, греющихся на солнышке, и тех, кто станет мочиться на улице, как в свое время сделал Веспасиан. Здесь говорят, что в Марселе был бунт, разграбили несколько домов… Поговаривают и о займе, который король хочет получить со всех верных городов Франции, и что Париж обложат суммой в двенадцать сотен тысяч ливров, а другие города поменьше, каждый по возможности; но мне сдается, что таких денег не найдется ни у кого, что в дальних городах, что в самом Париже, какими бы они ни казались богатыми: просто ужас, какие кругом бедность и нищета. Господи, сделай так, чтобы король узнал от порядочного человека о несчастьях своего народа; он непременно отдаст тогда иное распоряжение».
Во всех бедах обвиняли Ришелье, который на самом деле был против займов и повышения налогов, что приводило к дороговизне, упадку внутренней торговли, сокращению экспорта и земельной ренты, просто он не знал других способов раздобыть денег.
Два года спустя против налогов восстала богатая Нормандия: власти вознамерились обложить соляным налогом полуостров Котантен и часть области Бокаж, обладавших правом использовать соль, добытую выпариванием из песков в бухте Мон-Сен-Мишель. 16 июля 1639 года в Авранше вспыхнул мятеж, который распространился по всему побережью и вглубь провинции. Мятежников, называвших себя «босоногими», сначала было около четырех тысяч человек, но к осени их число увеличилось до двадцати тысяч. Они дали себе и другое имя: «армия страдания»; во главе их встал сельский кюре Жан Морель по прозвище Мондрен, именовавший себя также «Жан Босоногий». Он объявил об отмене всех налогов, а сборщиков податей велел предавать смертной казни. Восставшие пытались установить связь с собратьями в Бретани и Пуату. Их постигла та же участь, что и бунтовщиков из Перигора. С фронта были отозваны отборные войска под командованием маршала Гассиона, укомплектованные иностранными наемниками, не проявлявшими никакой жалости к местному населению. К началу 1640 года с мятежом было покончено; 2 января пал последний бастион повстанцев – Руан. Канцлер Пьер Сегье лично судил, вернее, казнил вместе с государственными советниками триста захваченных мятежников. Он запретил парламенту Руана исполнять свои обязанности и отменил все городские вольности нормандской столицы. Все налоги были восстановлены, а население еще и обязали содержать расквартированные в Нормандии войска. Руан был должен выплатить в казну более миллиона ливров штрафа, другие города – Авранш, Кан, Байе – несколько меньшие суммы.
