Присутствующие прекрасно поняли, что в начавшейся трудной партии я готов объединиться со всеми достойными людьми, но что я никогда, ни на йоту не отступлю от того, что раз навсегда принял на себя. Громкими возгласами это собрание французов выражает свое одобрение. Позже я смогу убедиться в том, что союзники восприняли это совсем иначе. Их руководители и глашатаи, вздыхая и укоризненно покачивая головой, будут порицать нас за нашу «прямолинейность».
Сами они были менее требовательны. Конечно, американцы, на которых равнялись англичане, были удивлены и раздосадованы неудачей Жиро. Но коль скоро Эйзенхауэр не нашел иного способа положить конец сопротивлению, как договориться с Дарланом, что ж, Америка, значит, будет теперь делать дела с Дарланом. 10 ноября генерал Кларк, получив сообщение об изданном адмиралом Дарланом приказе «прекратить огонь», заявил тоном победителя, дающего предписания побежденному, что в этих условиях «все гражданские и военные власти будут по-прежнему выполнять свои функции».
13 ноября Ногес, Шатель, Бержере объединились вокруг Дарлана. Они сообща решили, что адмирал Дарлан будет верховным комиссаром Северной Африки. Вскоре ему подчинился и Буассон. Жиро, которого в равной мере сторонились как вишисты, так и «голлисты», поспешил сделать то же самое, за что и был назначен главнокомандующим войсками.
15 ноября Дарлан объявил обо всех этих мероприятиях и уверил, что все делалось «от имени маршала».
Поскольку сами источники их власти были достаточно грязны, требовалось придать ей видимость законности. Поэтому-то было объявлено, что Ногес, получив от маршала в период недолгого заключение Дарлана полномочия на власть, передал их адмиралу и что последний тем самым вновь восстанавливается на своем посту. Но вся эта казуистика уже никого не устраивала, даже наименее щепетильных людей. На самом же деле после бурных совещаний, где, по имеющимся у нас сведениям, Вейган и адмирал Офан заклинали маршала Петена одобрить приказ о «прекращении огня», тогда как Лаваль требовал, наоборот, осудить это решение, маршал встал на сторону последнего. В речах и по радио он громко негодовал против «измены» своих проконсулов. Он заявил, что «Дарлан не справился со своей миссией». Он велел также опубликовать письмо, написанное ему генералом Жиро 4 мая, где тот клялся честью никогда не противоречить ни политике Петена, ни политике Лаваля. Он довел до всеобщего сведения, что отныне сам берет на себя командование французскими армиями. Он вновь подтвердил свой приказ воевать с англичанами и американцами и открыть путь войскам держав оси.
1 декабря адмирал Платон, министр маршала, которому он поручил «координацию военных действий трех видов оружия», обращается по радио к алжирским войскам и заявляет: «Во Франции и только во Франции после стольких испытаний маршал и его правительство возродят национальную армию… Франция отвоюет Африку. И вы увидите тогда, как будут удирать изменники в иностранном обозе».
Итак, следовало изобрести какую-нибудь другую уловку, чтобы «узаконить» власть Дарлана. Тогда стали ссылаться на телеграмму, отправленную якобы каким-то второстепенным должностным лицом, текст которой, равно как и имя отправителя, так никогда и не были опубликованы, но простая ссылка на которую позволила клану авгуров намекать, так сказать, для галерки, что Петен якобы секретно одобрил действия адмирала. Наконец, самым веским аргументом тех, кого Виши именовало «клятвопреступниками», был следующий: так как в связи с оккупацией южной зоны маршал отныне зависит от немцев, его приказы не имеют законной силы; власть, следовательно, принадлежит тем, кому он вручил ее, еще будучи свободным.
Президенту Рузвельту большего и не требовалось, чтобы откинуть в отношении Дарлана все свои демократические и юридические сомнения, которые в течение двух лет он выдвигал против де Голля. По его приказу Кларк признал верховного комиссара и вступил с ним в переговоры, приведшие 22 ноября к соглашению, в силу которого Дарлан управляет и командует, при условии, что его деятельность будет отвечать видам англо-американских победителей. Конечно, президент обнародовал послание, в котором утверждалось, что политические соглашения, заключенные между Эйзенхауэром и Дарланом, являются лишь «временной мерой». Но, принимая у себя 23 ноября Андре Филипа и Тиксье, он, раздосадованный их протестами, крикнул: «Конечно, я договорился с Дарланом, раз Дарлан дал мне Алжир! Завтра я вступлю в переговоры с Лавалем, если Лаваль даст мне Париж!» Однако он тут же добавил: «Мне очень хотелось бы повидаться с генералом де Голлем, чтобы обсудить все эти вопросы; и я прошу вас, скажите ему, что его визит в Вашингтон был бы весьма желателен». Наконец 7 декабря Дарлан, добившись согласия союзников, объявил себя главой французского государства в Северной Африке и главнокомандующим всеми силами, сухопутными, воздушными и морскими, имея при себе некий «имперский совет», в состав которого входили Ногес, Жиро, Шатель, Буассон и Бержере.
В то время как в Алжире, Касабланке, Дакаре должностные лица сделали поворот на 180 градусов, чтобы сохранить свои места, в самой Франции враг «откликнулся» на события: немецкие войска хлынули в «свободную» зону. Виши запретило оказывать им сопротивление. «Армия перемирия» должна в ожидании демобилизации сложить оружие. Генерал Делаттра, который еще сохранял кое-какие иллюзии, мужественно пытался применить на практике план обороны и занять вместе с войсками округа Монпелье позиции в горах Монтань-Нуар. Его тут же дезавуировали, отстранили от дел, посадили в тюрьму. Будучи в тюрьме, он вошел в контакт со Сражающейся Францией, которая позже помогла ему бежать и вызвала в Лондон, где он и связал навсегда свою судьбу с моей. Генерал Вейган, пытавшийся укрыться в Герэ, был арестован гестапо и отправлен в Германию. Таким образом окончательно рассеялась — поскольку Виши и само не сделало и не позволило сделать ни одного выстрела по врагу лживая легенда о видимой независимости, которою вишисткое правительство пыталось прикрыться, чтобы оправдать свою капитуляцию и обмануть немало честных французов. Из внешних признаков его независимости остался один лишь флот в Тулоне. Но и то ненадолго.
Этот флот, частью которого, фактически сохранявшей свободу действий, командовал адмирал Лаборд
[34], а другая — слабовооруженная — подчинялась непосредственно адмиралу Марки, морскому префекту Тулона, оставался под властью Петена. Тулонский флот отказался следовать в Африку вопреки заклинаниям Дарлана и стал свидетелем того, как немцы вошли прямо в порт. Соглашение о «нейтралитете», заключенное Виши с врагом, привело к тому, что наши моряки не прибегли к крайним действиям. Это было первым шагом к уничтожению флота. Лично я более чем убежден в этом; ведь я написал секретное письмо адмиралу Лаборду, пытаясь указать ему путь, продиктованный честью и долгом; однако, как мне стало известно, он разразился оскорбительными речами по моему адресу и угрожал моему эмиссару, полковнику Фурко, однако письмо мое все же сохранил.
