Командующий союзными вооруженными силами в предмостном укреплении генерал Монтгомери был предупрежден за час о нашей высадке и любезно предоставил в наше распоряжение автомобили и проводников. Тотчас явился со своим отрядом майор Шандон, французский офицер связи. Немедленно посылаю в Байё двух лиц — Франсуа Куле, которого я тут же назначил комиссаром республики на освобожденной нормандской территории, и полковника де Шевинье, возложив на него руководство этим районом военного округа. Затем я отправился в главную квартиру. Монтгомери принял меня в фургоне, где он работает под портретом Роммеля, которого победил в Эль-Аламейне, но к которому питает большое уважение. У Монтгомери, крупного английского деятеля, осторожность и строгость сочетаются с пламенной энергией и чувством юмора. Его операции идут своим чередом — согласно плану. В южном направлении уже достигли первого объекта. Теперь надо, чтобы на западе американцы овладели Шербуром, а на востоке взяли Кан; для этого требуется, сказал мне генерал Монтгомери, ввести в действие новые воинские части и бросить сюда больше боевой техники. Слушая его, я убеждался, что под его командованием наступление поведут основательно, но не спеша и без особой отваги. Выразив генералу свое доверие, я откланялся, не желая мешать ему, и направился в Байё.
Куле уже приступил там к исполнению своих обязанностей. Ведь Бурдо де Фонтеней, комиссар республики в Нормандии, не мог выбраться из Руана и выйти из подполья. Когда-то он еще сможет появиться здесь, а я считал необходимым во всяком населенном пункте, из которого бежал неприятель, немедленно учредить местные власти, находящиеся в ведении моего правительства. При въезде в город мне встретился Куле которого сопровождали мэр города Додеман и члены муниципального совета.
Мы проходим пешком по улицам Байё. При виде генерала де Голля жителей словно охватывает оцепенение, а затем вдруг раздаются восторженные крики, многие плачут от радости. Люди выбегают из домов, идут вслед за мною — это шествие движется в атмосфере необычайного волнения. Меня окружают дети. Женщины улыбаются и рыдают. Мужчины протягивают мне руки. И мы идем все вместе, потрясенные, исполненные чувства братской близости, гордясь и радуясь, что надежды нации поднимаются из черной глубины пропасти. В помещении супрефектуры, в том зале, где еще час назад висел портрет маршала Петена, супрефект Роша отдает себя в мое распоряжение — позднее вместо него был назначен Раймон Трибуле. Собираются все должностные лица, чтобы приветствовать меня. Первым я принимаю епископа Пико, в епархию которого входят Байё и Лизье. А на площади уже собрался народ. Я направляюсь туда, хочу обратиться с речью. Морис Шуман возвещает о моем выступлении традиционными словами: «Честь и родина! Говорит генерал де Голль». И тогда, впервые после четырех лет ужасных испытаний, собравшиеся на площади французы услышали главу французского правительства, который говорил, что враг есть враг, что долг французов — сражаться и что Франция тоже одержит победу. В сущности, разве это не было «национальной революцией»?
Затем я поехал в Изиньи, жестоко пострадавшее селение, где еще извлекали из-под обломков трупы погибших. Среди руин жители оказали мне почетный прием. Они собрались перед искалеченными бомбами памятником жертвам Первой войны. Я обратился к ним с речью. Мы были едины сердцем и над дымящимися развалинами возносили к небу нашу веру и нашу надежду. Последним я посетил рыбацкий поселок Гранкам, тоже сильно разрушенный. Дорогой я приветствовал шедшие на фронт или возвращавшиеся оттуда союзные военные отряды, а также отряды наших внутренних сил. Некоторые из них оказали действенную помощь при высадке. К ночи мы пришли обратно в Курсёль, затем направились к берегу и возвратились на корабль. Лишь через несколько часов мы вышли в открытое море, так как немецкие самолеты и сторожевые миноносцы напали на наши суда, бросившие якорь неподалеку друг от друга, и они получили приказ стоять на месте. Утром 15 июня мы прибыли в Портсмут, и я расстался с «Комбатантом». Накануне, в тот момент, когда мы подходили к берегам Франции, я вручил капитану военный крест, которым наградил его славный корабль. Вскоре после этого контрминоносец «Комбатант» был потоплен врагом.
Доказательство получено: в метрополии, так же как и в империи, французский народ ясно показал, на кого он возлагает обязанность руководить им. 15 июня, во второй половине дня, ко мне в Карлтон-гарденс пришел Иден. Он уже знал все, что произошло в Байё, да и информационные агентства сообщили об этом. По мнению Идена, Рузвельт ждал только моей поездки в Вашингтон, чтобы пересмотреть свои позиции. Выразив сожаление, что французское правительство не согласилось действовать теми методами, каких Лондон советовал нам держаться, Иден предлагал теперь разработать совместно с Вьено проект соглашения, который он сам передаст в Вашингтон, причем рассчитывает, что этот проект будет одновременно подписан французами, англичанами и американцами. Такой путь я счет приемлемым и сказал об этом Идену. Затем я написал Черчиллю, желая пролить целительный бальзам на рану, которую он сам нанес. Черчилль тотчас ответил мне и сообщил, как он скорбит о том, что франко-английское сотрудничество невозможно сейчас установить на иной, лучшей основе, а между тем и во времена благоденствия Франции и в черную ее годину он доказал свою искреннюю дружбу к ней. Он полагает, что мое пребывание в Лондоне даст возможность достигнуть соглашения. «Теперь остается только надеяться, что это была еще не последняя возможность». Свое письмо премьер-министр закончил пожеланием, чтобы мои будущие личные встречи с президентом Рузвельтом позволили Франции установить с Соединенными Штатами «добрые отношения, которые составляют наше наследие». Черчилль заверял, что сам поможет нам в этом деле. 16 июня вечером я вылетел в Алжир и на следующий день прибыл туда.
Тотчас же мне во всех подробностях доложили о счастливых событиях, происшедших в Италии. В тот самый день, когда я отправился в Лондон, наступавшие союзные войска одержали крупную победу. В частности, наш экспедиционный корпус, прорвав под Карильяно укрепленные позиции противника, открыл дорогу на Рим. Французы, американцы и англичане вступили в город 5 июня. Военные успехи союзников оказали свое действие: король Виктор-Эммануил передал власть сыну; Бадольо подал в отставку. Бономи сформировал в Салерно новый кабинет. Желая увидеть наши победоносные войска и определить на месте значение этих перемен, я 27 июня выехал в Италию.
Прежде всего — остановка в Неаполе; Кув де Мюрвиль представил мне Прунаса, генерального секретаря итальянского министерства иностранных дел. Этот высокий чиновник передал мне привет от своего правительства, по-прежнему находившегося в Салерно. Я попросил его сообщить Бономи о моем желании установить с ним отношения черед посредство Кув де Мюрвиля; председатель совета министров ответил мне письмом, в котором сообщал, что с удовлетворением принимает мое предложение. Затем я инспектировал наши фронтовые войска, беседовал с Жюэном, Вилсоном, Александером и Кларком. Наконец выехал в Рим, остановился там во дворце Фарнезе — в знак того, что Франция вновь вступает во владение прежней своей резиденции.
30 июня — посещение папы. Святейший престол по извечной своей осторожности до сего времени держался чрезвычайно сдержанно в отношении Сражающейся Франции, а затем — алжирского правительства. Монсеньер Валерио Валери, который в 1940 был папским нуцием в Париже, исполнял те же обязанности и в Виши, у Петена; а в Ватикане представителем Петена состоял Леон Берар. И все же мы не переставали оповещать главу апостольской церкви о наших целях и чувствах и, кстати сказать, находили в его окружении действенную симпатию к нам — в частности, со стороны достойного кардинала Тиссерана
[96]. Мы знали, что для папы были желательны разгром Гитлера и крушение его системы, и мы стремились при первой же возможности установить отношения с ним. 4 июня, когда в Риме еще шел бой, майор де Панафье и лейтенант Вуазар доставили кардиналу Тиссерану письмо, написанное генералом де Голлем папе Пию XII
[97]. 15 июня папа ответил мне. И вот 30 июня я отправился на аудиенцию, которую он соблаговолил назначить мне.
