Мы действительно продолжали дружбу с Элланом и Маргарет Граф, они навещали нас в новой квартире, приглашали в театр, даже приносили нам овоши с фермы его отца. Они были наши единственные американские друзья, и поэтому я ссылался Ирине на них. В традициях русскою общества всегда было искать помощь и помогать друг другу — выжить без этого там было трудно. Ссылка на друзей могла немного подбодрить Ирину.
Я говорил ей самые нежные и ласковые слова, чтобы растворить горечь увольнения и растопить тот холодок, который уже давно разделял нас. В цепи наших неудач и несчастий это охлаждение было самым горьким для нас обоих. И я обнимал и ласкал её всю ночь, а она тревожно засыпала у меня на плече и вновь просыпалась, вздрагивая. И я опять начинал свои ласковые увещевания и целовал, целовал её заплаканное лицо.
На следующий день я не пошёл на занятия, а повёл её в Центральный парк. Не мог же я оставлять её дома одну, наедине с грустными мыслями. В парке я показывал ей тех бегунов, с которыми поверхностно познакомился, когда сам бегал по утрам, подводил её к примеченным мной деревьям, рассказывал ей всякие про них истории, читал свои первые американские стихи возле гиганта-платана — делал всё, чтобы её отвлекать. А на другой день мы поехали на сабвее в Форт Трайтон Парк, на севере Манхэттена, и опять гуляли. Мы обсуждали все возможные варианты ближайшего будущего, но при этом старались не упоминать Иринину неудачу на работе — забыть об этом.
Через несколько дней, немного отдохнув и успокоившись, Ирина поехала в НЙАНУ, в которой давно уже не была, чтобы узнать о возможности какой-нибудь новой работы.
А мне надо было активизировать свои планы на издание книги. Добровольный мой переводчик из Вашингтона уже прислал переводы нескольких рассказов из русской газеты. Я пытался их прочитать, но оценить качество перевода, конечно, не мог. Он сам послал эти тексты в какой-то из популярных медицинских журналов и теперь ждал ответа. На радиостанции мой приятель Мусин продолжал развивать фантастические планы издания, в которые я всё меньше верил. Самым реалистичным мне представлялся план поговорить с Таниным мужем: если он сумел издать свою книгу и добиться успеха, то он должен знать каких-то людей, которые издают книги.
После того последнего разговора с красавицей Таней я стал приглядываться к ней осторожней, моя медицинская интуиция подсказывала мне, что есть в ней что-то странное. Однажды мы были с ней одни в студии для записи, она с грустью спросила:
— Доктор, почему иногда так хочется помереть?
— По глупости, поверьте мне, Таня, только по глупости, — отшутился я, но про себя подумал: «Эге, что-то с тобой происходит, красавица».
— Скоро мой муж придёт за мной, — сказала Таня. — Вы ведь хотели с ним поговорить.
Танин муж, Юрий, оказался на вид совсем не подходящей ей парой, он был невзрачен во всём: небольшого роста, выглядел старше своих пятидесяти лет, довольно некрасив, небрежно одет и с болезненно-недовольным выражением лица.
Мы разговаривали с ним в коридоре. Он сказал, как по плечу похлопал — свысока:
— Я читаю ваши статьи и рассказы в русской газете. Они мне нравятся.
— Спасибо.
— Я давно хотел поговорить с вами как с доктором. Понимаете (он понизил голос и оглянулся), мне нужно какое-нибудь лекарство от импотенции. У меня старая гипертоническая болезнь и ещё диабет. Ну, с ними я научился справляться. Но я стал замечать у себя упадок половой активности — то совсем нет эрекции, а то есть лишь ненадолго. Что бы вы мне посоветовали?
— Знаете, я ведь ортопедический хирург, я не занимался таким лечением.
Но он настойчиво говорил своё:
— Понимаете — жена молодая, да и другие женщины кругом. А? Может, вы что-нибудь узнаете для меня. Ведь вы вращаетесь в медицинском мире.
— Я постараюсь.
Странно было слушать такие откровения с первых же слов знакомства, тем более что я работал с его женой. Но есть порода людей, которые любят только использовать других для себя, особенно любят использовать докторов.
Тут подошла его улыбающаяся красавица-жена, и он небрежно её поцеловал. Чтобы поговорить с ним о моём деле, я пошёл их немного проводить.
— Я хочу вас попросить о любезности, — начал я на улице, — не можете ли вы дать мне совет: к кому лучше обратиться за помощью в издании книги о русской медицине, которую я пишу.
Он с готовностью ответил:
— Я знаю очень солидных издателей, они могут издать быстро — в два месяца. Только я хочу вас сразу предупредить: я беру за это 75 % от авторского гонорара.
Я постарался не подать вида, как меня это ошеломило. Но я заметил, что Таня бросила на меня испытующий взгляд. Отвечать ему на такой беззастенчивый грабёж было нечего. Я соображал — как корректней с ними распроститься? А он в это время перебрасывался с Таней замечаниями о проститутках, которых довольно много было на улице:
— Видишь? Вон та опять вышла на работу, её не было уже пару месяцев. Наверное, сидела в тюрьме. На улице промышлять опасно, куда лучше иметь своего патрона. А другая, смотри, уже подцепила клиента. Хорошо, если это не переодетый полицейский.
Мир проституток был ему чем-то близок и интересен. Тут он указал мне на шикарный синий «Кадиллак», припаркованный у тротуара:
— Это моя машина. Мне надо сейчас ехать в аэропорт Кеннеди, встретиться там кое с кем из деловых людей из Калифорнии. Таня, ты хочешь поехать со мной?
При этом вопросе Таня как-то сразу поблекла, даже уголки губ у неё опустились. Он смотрел на неё выжидательно и, мне показалось, грозно. Она с видимым трудом пересилила себя и ответила игривым голосом:
— Ах, мне так надоели эти твои деловые встречи и обеды, я устала от ваших разговоров и шикарных приёмов.
Тут я заторопился и стал прощаться. Юрий сказал:
— Так вы подумайте о моём предложении, доктор. Дело это верное.
Завернув от них за угол, я почувствовал облегчение.
Дома Ирина передала мне очередное письмо-ответ из одного из журналов, куда я рассылал свои предложения. Мы уже так привыкли к отказам, что Ирина даже не открывала письмо — не интересно. Я стал читать:
«Дорогой доктор Голяховский, редакция журнала «American Medical News» заинтересовалась вашим предложением и предлагает вам дать интервью нашему корреспонденту, который приедет к вам. Мы выплатим вам за это гонорар $400…»
— Ну, вот, наконец-то, — сказал я Ирине. — Это как раз то, что нам сейчас больше всего нужно, — реклама. Видишь, что-то всё-таки стало налаживаться. Это интервью может привлечь кого-нибудь из другого журнала, а может быть, и те переводы будут напечатаны. Это прямой путь к изданию книги.
Среди мириад непонятного нам нового в Америке одним из самых непонятных была система образования. Даже и не система, а множество разных систем.
Американская организация образования так же отличается от русской, как заваленные тысячами разнообразных продуктов американские супермаркеты отличаются от русских «продовольственных магазинов» с их ничтожным выбором: назначение вроде бы одно и то же, а по разнообразию и выбору сравнение несовместимо. Самое главное отличие в системах образования состоит в том, что в американской учащемуся предоставляется свободное право выбора предметов изучения (в пределах профессиональной направленности: гуманитарное, техническое или медико-биологическое).
