— Пусть он сдаст экзамен, тогда посмотрим.
Возможно, в качестве утешения он добавил мне:
— Приходите с женой на вечерний коктейль в отеле «Хилтон».
Мой покровитель повёл меня к бывшему директору доктору Милгарму и целый час водил от одного влиятельного доктора к другому. В госпитале шла суета научной сессии, съехалось много народа из разных стран, британский профессор Фриман сделал интересный доклад о своём новом методе, все были заняты обсуждением, своими докладами и встречами в кулуарах. Я это понимал и чувствовал себя как бы бедным родственником. Лапидуса встречали с уважением, он раздавал журналы, представлял меня и заговаривал о работе. На это все отвечали примерно так:
— Хэлло, добро пожаловать в Америку. Я читал ваше интервью — очень интересно. Ах, вы хотите найти работу? Позвоните на следующей неделе моему секретарю…
В очередной попытке Лапидус подвёл меня к немолодому доктору с седыми усами прусского типа — торчком вверх. По пути он сказал мне:
— Это доктор Розен, очень влиятельный и добрый человек. — И обратился к нему: — Это русский доктор, интервью которого было напечатано…
Неожиданно усы доктора Розена пришли в ещё большее возбуждение, а их хозяин — в шумный восторг:
— Это вы? Да, да, я читал. Очень интересно, очень интересно! Меня и мою жену глубоко интересуют судьбы еврейских беженцев. Ведь когда-то наши родители тоже бежали из России в Америку из-за антисемитизма. Скажите, неужели антисемитизм в России всё ещё не убывает?
— Ему нужно помочь устроиться на работу. Ты можешь это сделать? — кричал Лапидус
— Работу? — конечно! Что за вопрос? Вот вам моя карточка, позвоните и приходите на той неделе, мы поговорим обо всём. Мне очень хочется поговорить с вами.
— Ты ему помоги найти работу, — кричал Лапидус.
— Конечно же! Обязательно позвоните, мы поговорим обо всём.
Я даже не знал, что сказать — так был обрадован и благодарен им обоим!
Банкет в «Хилтоне» завершал тот насыщенный день. Для нас с Ириной приём в одном из самых шикарных отелей был большой новостью. Собралось несколько сотен докторов, все одеты в смокинги, с жёнами в вечерних платьях. Коктейль-парти предшествовал обеду, все стояли и расхаживали по громадному залу, на столах по стенам были разложены изысканные закуски: сёмга, лососина, осетрина, чёрная и красная икра, разнообразные горячие закуски и красиво нарезанные овоши и фрукты. В нескольких местах бармены разливали напитки — кто что хотел и кто сколько хотел. Было довольно тесно и шумно: беседовали компаниями, перекидывались приветствиями, радовались встречам, ходили со скучающими лицами и все держали в руках бокалы и стаканы с напитками и тарелки с закусками. Такой вкусной еды мы не пробовали давно, но стеснялись и брали немного. По старой русской традиции я высматривал — есть ли пьяные? Не было ни одного.
Лапидуса не было видно, но я всё-таки подвёл Ирину к директору Робертсу — поблагодарить за приглашение. Он разговаривал с британцем Фриманом, а неподалёку стоял и Розен. Мне бросились в глаза шикарно накрахмаленные пышные рюшки на их манишках (сам я был в обычном пиджаке). Я указал на него Ирине:
— Это доктор Розен, к которому я пойду на переговоры о работе.
— Для еврея у него усы слишком прусские, — заметила Ирина.
Оба они были заняты и лишь вежливо нам улыбнулись. Но неожиданно нам встретился доктор-поляк, который помогал мне переводом у Селина четыре месяца назад. При виде него во мне всколыхнулись горькие воспоминания.
— Чем закончились ваши переговоры с ним тогда? — спросил он.
— Ничем. Он просто обманул меня.
— Жалко. Но на него это похоже. Скажу вам между нами: он такое дерьмо! — и как человек, и как специалист тоже. По моему мнению, как ортопед он вам в подметки не годится. Ему не нужен никто сильнее его. Когда вы стали показывать модели ваших искусственных суставов, я сразу понял, что он не захочет вас взять.
Я удивился:
— Какой же я ему конкурент, если у меня нет с ним равного положения?
Поляк понизил голос:
— Знаете, если хотите найти работу, лучше не упоминайте, что вы были большой профессор. Американцы этого не любят, они считают себя выше всех.
Острая на язык Ирина не удержалась, чтобы не вставить своё:
— Вот и я считаю, что американцы невежественные и заносчивые, а этот Селин — ещё и беззастенчивый обманщик.
Я с беспокойством оглянулся — вдруг услышит кто-нибудь, кто знает русский? А поляк вежливо улыбнулся, непонятно было — не соглашался или соглашался.
После коктейля гостей попросили перейти в другой зал с накрытыми для обеда столами. Но мы были приглашены только на коктейль, места за столами были все резервированы.
Мы с Ириной уехали домой и в тот же вечер переделали моё рабочее резюме (список должностей и званий), которое я заготовил для показа при приёме на работу. Мы сократили его наполовину, убрав оттуда мои учёные титулы, изобретения и число научных статей. Получилось вполне лысое резюме, без творческих выступов и научных локонов — ординарный доктор. Я отпечатал его на машинке, чтобы разослать докторам, с которыми меня познакомил добрый старик Лапидус.
На второй день конференции я опять отправился туда же и узнал, что этот госпиталь скоро должен переезжать в новый, специально построенный в центре города дом, и всех участников пригласили ехать на автобусах на стройку. Американцы называют центр города — даунтаун, нижний город. Дело в том, что длинный остров Манхэттен, где развивался первый большой город Америки Нью-Йорк, стоит на карте вертикально, и его административный и финансовый центры находятся в нижней части города. Ехать в даунтаун пригласили и меня, и я забился на заднее сиденье автобуса.
Стройка нового госпиталя подходила к концу, снаружи здание выглядело солидной шестнадцатиэтажной вертикальной башней: множество стекла, облицованного серым гранитом. Но внутренние работы ещё не были завершены, лифта не было, и мы пешком поднимались на этажи. По дороге директор Робертс и строители рассказывали, где что будет расположено. На тринадцатом этаже будет госпитальное кафе для сотрудников, и нам приготовили там лёгкий ланч: кофе, сандвичи, печенье. Из окна сверху я видел узкую улицу внизу и спросил:
— Какая это улица?
Оказалось, что это была та самая 17-я улица, по которой мы с Ириной гуляли в наш самый первый день в Нью-Йорке. Я стоял у окна и думал: как интересно получается — значит, именно эту стройку я наблюдал тогда издали, не предполагая, что это будет госпиталь и я потом приду сюда…
Да, мы многое не можем предугадать в нашем будущем. Если бы я тогда же догадался подняться всего ещё на один пролёт лестницы, на 14-й этаж, то я увидел бы помещение, где будет мой кабинет, а перед ним комната моего секретаря…
И если бы я мог мысленным взором заглянуть в будущее, то через пятнадцать лет увидел бы себя в смокинге, сидящим на очередном банкете за одним столом с докторами Робертсом и Розеном, как равный с равными…
