— Старик, знаешь, что у нас случилось? Таня умерла.
— Как — умерла?.. От чего, когда? — я опешил.
— Это случилось на прошлой неделе, совершенно неожиданно. Она дома принимала ванну и случайно в ней утонула. Её нашли мёртвой.
Абсолютно обескураживающая новость: красавица Таня, трагическая фигура иммиграции, умерла! И при каких-то совершенно странных обстоятельствах… Когда я пришёл на радиостанцию, Мусин рассказал некоторые подробности:
— Понимаешь, удивительно то, что она принимала ванну совершенно одетая, в своём халате. Зачем это?
— Так это же самоубийство!
— Ты так думаешь, старик? Почему?
— Конечно, самоубийство. Поверь мне: я видел достаточно самоубийц на своём врачебном веку.
— Ну, не может быть…
— Но кто станет принимать ванну в халате? Особенно если она была дома одна.
— Может быть, ты и прав. Только — трудно поверить. Говорили, вскрытие показало, что она была пьяна в момент смерти, и даже нашли какие-то наркотики в её организме. Она была какая-то странная в последние дни, рассеянная, беспокойная.
— Она готовилась к самоубийству, она думала об этом все те дни. Поэтому и странная.
— Ты так думаешь? Может, ты и прав.
— Слушай, когда она в последний раз села в ванну, то знала, что её найдут там уже мёртвой. И ей не хотелось, чтобы чужие люди видели её тело голым. Именно поэтому она и села в ванну в халате.
— Может, ты и прав, — повторял он.
Тут вошла в студию её бывшая подруга и сердито вступила в разговор:
— Это всё её муж виноват. Она мне на него жаловалась уже давно. Он такой подонок!
— Где он был в тот момент? — спросил я.
— Его дома не было, когда она умерла. Но потом полиция допрашивала его и даже, кажется, держала несколько дней под подозрением. Однако ничего определённого не установили, — сказал Мусин.
— А я вам говорю, что это его вина, — настаивала подруга. — Если бы вы знали, какие ужасные вещи она про него рассказывала! Я не хочу это повторять, чтобы не оскорблять память моей покойной подруги…
Приблизительно через полгода-год в газетах было сообщено, что муж покойной Тани, Юрий Б. найден в своей квартире убитым выстрелом в голову. Убийство не было с целью ограбления: в доме нашли $10 000 и — никаких следов сопротивления. По сценарию это было типичное для мафии наказание, устранение с дороги. И это косвенно проливало свет на то, почему Таня решилась на самоубийство: она могла подозревать, что устранение убийством — достойная с ним расплата, а может быть — и с ней. И решила устраниться сама.
И теперь, описывая эту трагедию почти через двадцать лет, я тоже чувствую, что нарушаю тайну красавицы Тани. Но я хотел показать, кого куда приводят пути иммиграции.
Я получил письмо от д-ра Ирвинга Куппсра, нейрохирурга с мировым именем.
На шикарном бланке с названием «Институт медицины и гуманизма», с изображением Атланта, поддерживающего земной шар, он писал, что прочел мои статьи в журнале «Медицинская экономика» — «Социализированная медицина в Советском Союзе», они ему понравились и навели на мысль организовать международный симпозиум по проблемам социализированной медицины в России и в других странах. Он приглашал меня выступить докладчиком на этом симпозиуме, который будет организован следующей зимой в городе Неаполь (Naples) во Флориде; мне будут оплачены всс расходы по поездке и обещан гонорар $1000. Для знакомства и обсуждения д-р Куппер приглашал меня приехать в пригород Нью-Йорка городок Валхалла, там при Нью-Йоркском колледже медицины располагался Институт нейрохирургии, директором которого он и был.
Профессор Куппер был одним из самых известных врачей мира: в 1960-х годах он первым в мире начал лечить мозговое заболевание пожилого возраста — паркинсонизм — хирургическим путем. Для этого он разработал метод проведения тонких игл в основание мозга и производил через них местное замораживание тех структур, от которых исходило развитие болезни. По новизне, смелости и точности это была настоящая революция в хирургии. Получить персональное письмо от такого крупного учёного было большой честью.
В жаркий летний день мы с Ириной поехали в Валхаллу на поезде, потом пересели на автобус. На машине езды туда было не более часа, но о машине мы и не мечтали. Ирина ехала в качестве переводчика — для такой важной деловой беседы мой английский был ещё недостаточен. Это меня расстраивало. А по дороге случилась новая неприятность: наполовину оторвалась подошва на одном из моих единственных летних туфель. Теперь она отвисала и хлюпала на каждом шагу, и было неудобно ходить, а когда я сидел, то прятал ногу поглубже под сиденье. Необходимость всё время думать об этом нервировала.
В институте была классическая академическая обстановка. Секретарша проводила нас в комнату ожидания, там по стенам висели американские и международные дипломы д-ра Куппера, он был членом академий и научных обществ чуть ли не всего мира. Побродив вдоль стен, я насчитал шестьдесят дипломов и сел, спрятав ноги под стул. Вскоре нас пригласили в кабинет. Типичный американец, высокий седой мужчина (ему тогда было 57–58 лет) с широкой улыбкой вышел нам навстречу, приветливо пожал руки, ввел в кабинет и заботливо усадил в кресла:
— Я читал ваше интервью и знаю, что вы были известным ортопедом в России, — начал он. — Я рад видеть перед собой такого крупного специалиста, который теперь живет и работает в Америке.
В это время крупный специалист был занят запихиванием ног как можно глубже под кресло. Но при этом я все-таки вставил, что жить-то я здесь живу, но пока ешё не работаю, и мне предстоит сдать экзамен и пройти резидентуру. Куппер с любезной уверенностью возразил:
— Ну, экзамен вы, конечно, сдадите, а резидентуру вам обязательно сократят, учитывая ваш большой опыт.
Это было приятное начало беседы. Потом мы обсуждали программу предстоящего симпозиума: он расспрашивал, в каких странах есть социализированная медицина, советовался — каких представителей приглашать, на чём делать акцент обсуждения.
Ирина многое, почти всё, очень толково переводила (толковая жена всегда знает больше мужа о его работе). Уловив это и поняв, что без неё мне не справиться, Куппер тут же любезно предложил Ирине:
— Я приглашаю вас тоже, мы оплатим ваш полёт туда и обратно. Я предоставлю вам один из двух домов, которые у меня есть в Неаполе. Мне этот дом совсем не нужен, там располагается контора моего института, но дом абсолютно жилой, вы можете жить в нём неделю или две, сколько вам захочется.
Мы, естественно, удивлялись и благодарили, благодарили и удивлялись его утончённой любезности. Принесли кофе и печенье, секретарь разлила ароматный напиток в красивые чашки. После кофе Куппер повёл нас осмотреть его институт:
— Мне интересно узнать ваше мнение о некоторых моих пациентах.
Конечно, и мне было интересно осмотреть такой всемирно известный институт, но расстраивала оторванная подошва. Стараясь не очень отрывать ногу от пола, я заскользил за ним по коридорам. Благо ещё, что полы были довольно скользкие. Со стороны я мог производить впечатление тренирующегося конькобежца или — ненормального. Но Куппер, тактичный джентльмен, и глазом не повёл. Он с увлечением показывал своих оперированных больных и спрашивал моё мнение. Как только мы подходили в постели больного, я сразу прижимался к ней коленками, чтобы спрятать подошву, а потом уже отвечал на его вопросы.
