Стоя позади, я видел, как неумело он действовал, вправляя перелом-вывих, больная ужасно кричала, корчась от боли. В результате вправление не удалось. Аксельрод потом спросил его:
— Ну, ты сделал как надо?
— Точно, как вы учили, — угодливый ответ.
Но по тому, как и что он делал, я знал, что ничего не получилось и больная будет хромать до конца жизни. Надо было переделывать, и чем скорей, тем лучше. Жалко молодую женщину: мне даже не столько было обидно за себя, сколько за больную.
С горькой усмешкой я вспомнил, как всего несколько дней назад меня называли «знаменитый профессор». Несмотря на всё, я был готов ему помочь: доктору нельзя ставить свой эгоизм выше профессионализма — доктор должен делать то, что нужно для больного. Доктор… в том-то и дело, что оба они не считали меня доктором.
Есть правильная поговорка: ни на что не напрашивайся и ни от чего не отказывайся.
Меня ни о чём не просили.
Вечером позвонил Ховард и, как тромбон, завопил:
— Владимир, ты должен сейчас прийти ко мне. Я тебе покажу что-то очень интересное.
Что бы это могло быть — может, он уже имеет на руках контракт с издательством?
Я поспешил к нему, а Ирина и Младший стали ждать меня с радостной новостью.
— Ну, как тебе понравилось во Флориде? Хорошо тебя принимали? — заорал он с порога.
Я привык к его бахвальству и никак не реагировал.
— Какое издательство приняло рукопись?
— Контракт с издательством почти готов, но сначала мы с тобой должны подписать контракт между нами. Он составлен на основании законов штата. В это ты можешь поверить. Я уже подписал. А теперь ты должен подписать вот здесь, — его голос неожиданно обрёл вкрадчивость и мягкость, прямо как переливчатые звуки арфы.
Он стал подсовывать мне листы и ручку.
— Я прочитаю это дома.
— Конечно, это твоё право, — мягко ворковал Ховард. — Ты даже можешь проконсультироваться с юристом. Только они дорого берут. Но я тебя уверяю, что там всё в порядке: лучшие условия для тебя. Потому что я очень тебя люблю, Владимир.
Он пошёл меня провожать, волоча за собой собачку, и всё приговаривал:
— Я сделаю тебя богаче того доктора Куппера. Как только ты подпишешь контракт, наш агент сразу получит деньги от издателя.
Ирина и Младший ждали меня в надежде услышать, наконец, радикальные новости о книге. Вместо этого я принёс проект контракта с Ховардом — не совсем то, чего мы ждали, но всё-таки деловая бумага. И мы втроём уселись её читать.
Контракт начинался с того, что Ховард считается основным автором будущей книги, хотя моё имя будет стоять первым. Я обязывался снабжать его разными рассказами и историями и буду иметь право контролировать, что он напишет. Доходы будут делиться так: 65 % ему и 35 % мне. При этом расходы за перевод на английский полностью обязан оплачивать я сам. Вся юридическая ответственность в случае любых претензий возлагалась на меня. И вдобавок ко всему этому я обязан впредь ничего не издавать без соавторства Ховарда.
Я был обескуражен, Ирина обозлена, а Младший пришёл в возбуждение и открыто надо мной посмеивался:
— Ну что — подпишешь?
— Конечно, нет. Ты бы подписал такое?
— А мне всё равно — это твоё дело.
Ирина от злости чуть не шипела:
— С самого начала было видно, что он жулик и подлец. Как и большинство других здесь, — не преминула добавить она. — Не надо было с ним связываться.
— Ты права, как всегда. Но у меня не было выбора. Да и теперь нет.
— Слушай, отец, — придумал Младший, — ты поторгуйся с ним, он обязательно уступит что-нибудь.
— Я не хочу с ним вообще разговаривать.
Самое обидное было, что опять рухнули мои надежды: уже более двух лет я так или иначе был занят устройством рукописи и готов был идти на компромиссы, только бы опубликовать книгу. Одним из таких компромиссов и был Ховард. Но ведь всё имеет свои пределы: не мог же я подарить ему свою книгу, да и все последующие тоже.
Ховард позвонил на следующий вечер, голос ласковый и вкрадчивый:
— Владимир, ты подписал наш контракт?
— Нет, я не согласен с ним.
— Что тебе не понравилось?
— Почти всё. Почему это ты — основной автор?
— Ну, это только такая формулировка…
— Рукопись уже написана мной, твоя должна быть только адаптация. Я — основной автор всех историй и рассказов.
— Ладно, ладно, давай уберём пункт об основном авторе, — он заговорил мягкой виолончелью. — Ведь твоё имя всё равно будет стоять впереди.
— Конечно, впереди. Не твоё же. Но почему тогда ты должен получать 65 %?
— Ах, Владимир, Владимир, ты даже не представляешь, как много ты станешь получать за выступления по приглашению после опубликования книги, — его голос был полон бархатистого тона контрабаса.
— Я не Генри Киссинджер, и мне не будут платить, как ему.
— Тебе будут платить больше! Уверяю тебя — ты будешь получать за каждое выступление тысячи.
— Ерунда! Ответь мне: почему это я всю жизнь должен издавать всё только с тобой?
— Ну, это юрист так просто написал, сам не знаю зачем… — он взвыл звуком плачущего саксофона.
— В общем, я буду консультироваться со своим юристом. Ты сказал, что это моё право.
Срывающимся голосом непрочищенного тромбона Ховард завопил:
— Это будет тебе дорого стоить! Ах, зачем я только сказал тебе это? Это была моя ошибка, — он опять сменил тональность и стал звучать, как плачущая скрипка. — Я люблю тебя, Владимир. Ты стал для меня как член семьи…
— Ага, поэтому ты считаешь возможным забрать себе мои деньги.
— Давай встретимся и изменим так, как ты считаешь нужным…
— Нет, сначала я буду консультироваться с юристом, сколько бы мне это ни стоило.
Я позвонил нашему первому американскому другу Эллану Графу и попросил совета. У него всегда находилось время меня выслушать, и он позвал меня на ланч.
— Скажи, ты хоть что-нибудь ему обещал и подписывал хоть какую-нибудь бумагу?
— Ни-че-го.
— Тогда ты ему ничего не должен. Лучше забудь про него.
— Про него я, конечно, забуду с радостью. Но я не могу забыть про свою рукопись. Ведь я так надеялся, что вот-вот будет издатель, и всё рухнуло…
— Покажи мне рукопись. Я знаю некоторых людей со связями в издательском мире. Может, я смогу рекомендовать им твою рукопись. Конечно, я не обещаю тебе миллионы, как твой Ховард, — добавил он с улыбкой.
— Спасибо. Я знаю, что ты — мой друг.