– Обалдела! У меня нет таких денег – по московским кафе таскаться.
– Каких денег? Что ты, сейчас такой разброс цен, есть очень недорогие места… И потом, я заплачу!
– Откуда деньги-то? Твои или этого твоего, нового?
– Старого… – машинально поправила Вероника, имея в виду то, что Клима она знала с детства.
– Тем более! Я на его деньги только стрихнину себе могу купить!
– Мам, что с тобой? – с тревогой спросила Вероника.
Они сели на скамейку. Рядом в детской песочнице шумно распивала пиво компания молодых людей, на скамейке напротив спал бомж.
Светлане Викторовне и самой стало неуютно здесь, но менять своего решения она не собиралась. Сказано же – никаких кафе!
– Со мной? Со мной все в порядке. Не переживай, скоро подохну… Уже недолго осталось.
– Ты больна? – Голос у Вероники дрогнул.
– Ник, ты сама подумай – в моем возрасте разве можно быть здоровой?!
– Тебе всего шестьдесят два.
– А! Вот ты доживи до моих лет, тогда и скажи, каково это… Я с утра до вечера кручусь как белка в колесе, сплю по четыре часа в сутки!
– Это из-за своего питомника? Мам, но если это так тяжело, зачем взвалила на себя такую ношу? – в отчаянии спросила Вероника.
– А кто, если не я? Что ж, усыпить теперь всех собак, да?! Я знаю, ты известная живодерка…
Привычное тупое отчаяние охватило Веронику. С матерью было невозможно спорить – каждый раз она поворачивала разговор таким образом, что Вероника оказывалась виноватой. Причем истина как таковая совершенно не волновала Светлану Викторовну – ей надо было в любом случае уязвить дочь.
Так было всегда, когда Вероника не слушалась ее и делала что-то по-своему.
– Держать животных в клетках – тоже жестоко. Животные должны быть свободны… – мрачно произнесла Вероника. – А чтобы не было беспризорных стай, надо изначально…
– Свободны? – не дослушав, быстро перебила мать. – Ага, давай я выпущу всех своих песиков за ворота… Пусть их перестреляют всякие изверги! Нет, ну ты точно садистка! – с каким-то веселым изумлением воскликнула мать. – Мышей своих выпусти сначала…
– Мам, ну это совсем другое! А как лекарства испытывать? Как людей лечить?
– Да уж… Людей лечить… – с непередаваемой интонацией протянула мать. – Сказала бы я, что за люди вокруг… И что с ними надо делать! Вон, посмотри на этих людей! – Она обвела вокруг рукой. – Нравятся они тебе?
– Давай не будем об этом… Это совершенно бесперспективный разговор, – устало произнесла Вероника.
– Ох, Ника… Вроде дочь ты мне… А как чужая.
– Совершенно согласна. Сколько себя помню, ты всегда относилась ко мне, как к чужой.
– Ты это мне, своей матери, говоришь? – Голос у Светланы Викторовны задрожал. – Которая тебя родила… вырастила, выкормила… Одна! Твой отец умер, когда ты во втором классе была, я одна тебя потом поднимала… Ночей не спала, на трех работах работала… И это – благодарность?! Ты чудовище, Ника!
– Я хотела, чтобы ты меня любила. Просто любила… Чтобы смотрела на меня с такой же нежностью, как теперь – на своих собак. Вот я к тебе приехала в начале лета, помнишь? А ты на меня так жестко, строго зыркнула…
– Ника, тебе сорок лет скоро! Я с тобой до старости сюсюкать должна?
– Но ты и в детстве со мной строго… Как будто я враг!
– Ты будешь учить меня, как надо воспитывать детей? – с непередаваемым сарказмом воскликнула Светлана Викторовна. – Ты?!!
– Мам, а ты меня любила? – вдруг спросила Вероника.
– Глупый вопрос! Нет, ну ты совсем уже ку-ку…
– Я помню, давно пришла к нам в гости какая-то тетка, твоя сослуживица… – отрешенным голосом, сложив руки на коленях, произнесла Вероника. – Не помню, как ее звали. Ну да неважно… Вы с ней сидели на кухне, болтали… Я уроки делала. Но знаешь, я слышала… Ты рассказывала ей, как не хотела, чтобы я у тебя родилась. Ты пила какие-то лекарства, хотела, чтобы у тебя был выкидыш… Еще сказала этой тетке: „Нет, на аборт не согласна, аборт – это слишком жестокая операция, я после нее умереть могу… Лучше народными средствами!“ Но у тебя ничего не получилось. Родилась я. Ты не хотела меня, я знаю.
– Молодец. Запомнила. Всю жизнь теперь вспоминать будешь? – глухо произнесла мать.
– Я тебе очень благодарна. Я… если с тобой что-то случится, я тебя не брошу, я буду тебя собственными руками выхаживать. Но я не понимаю…
– Чего ты не понимаешь? – опять перебила мать. – Я тогда девчонкой была молоденькой. Ну мало ли что кому ляпнула. Отец твой выпить был не дурак, гулял… Тот еще подарочек! А ты теперь мне припоминаешь… Совести у тебя нет, Ника! – Мать выхватила из сумочки платок, прижала к глазам.
– Мама… – с жалостью, с сожалением прошептала Вероника.
– Не трогай меня! – Светлана Викторовна отшвырнула ее руку. – Нет, ну какую гадину вырастила… Ведь как сердцем чувствовала – надо ее вытравить! Испоганит мне всю жизнь! И что? Так оно и вышло! А сама-то своих детей не заводит, хи-итрая…
– Мама!
Мать тяжело дышала, прижав руки к сердцу. Потом сказала:
– Вот что… Ты должна вернуться к Тарасу. Он твой муж.
– Это он тебя послал ко мне?
– Нет. Я сама. Он очень хороший человек. Мучается так – не дай бог… Ну ладно ты мне жизнь испортила, так хоть ему не порть!
– Я люблю Клима.
– Люблю… По-твоему, любовь – это самое главное в жизни? – Мать вскинула голову, усмехнулась. – Что, любовь оправдывает всякие преступления, низости всякие, гадости?.. Нет!
– Ты сама себе противоречишь.
– Я?..
– Тарас из любви ко мне испортил жизнь Климу. Климу и его несчастной матери.
– Это другое! – отмахнулась мать.
– Да как это другое… – Вероника схватилась за голову.
– Ну ладно, не хочешь возвращаться к Тарасу – не надо. Но только не с этим дураком оставайся!
– Мам, с чего ты взяла, что Клим – дурак? – простонала Вероника. – Ты с ним говорила один-единственный раз, и то – двадцать лет назад!
– И того хватило. Для того чтобы узнать вкус супа, не обязательно съедать всю кастрюлю. Достаточно попробовать одну ложку.
– Гениально… – пробормотала Вероника. – Только эта пословица хороша для кулинарии, а не для жизни…
– Ты должна бросить Иноземцева.
– Почему?
– Потому что вы с ним – не пара.
Вероника почувствовала себя страшно усталой – как будто сутки вагоны с углем разгружала. Точно так же она себя чувствовала во время последнего разговора с Тарасом.
Некоторое время они сидели молча.
