– Ника! Я вот решил лично… встретиться.
– Как ты меня нашел? – поразилась Вероника.
– Элементарно. Я же помню, где жил Клим.
– Ты придешь на суд? – сурово спросила Вероника.
– Нет. И, пожалуйста, больше не лезь ко мне! – Он говорил с испугом, недовольством, то и дело оглядываясь на подъезд – видимо, очень не хотел встречаться с Климом.
– Ты боишься…
– Нет! – быстро ответил он.
– Тогда зачем пришел?
– Я же говорю… Не лезьте ко мне больше!
– Хорошо, – с холодной яростью произнесла Вероника. – Обойдемся без тебя. Свидетелей и так хватает…
– Тогда зачем вам я?
– Дать тебе шанс.
– Какой шанс? – Свиркин вздрогнул. – Послушай… я, кажется, понял! Если я откажусь, Клим мне начнет мстить, да?
– Больно надо… Кстати, Тарас тебе перестал платить?
– Тарас? Платить?
– Ведь он платил тебе все эти годы – за молчание…
– Никто не докажет! – Свиркин облизнул губы. – Никто ничего не докажет…
– Иди отсюда. У тебя будет свой суд.
– Какой суд?! – Свиркин так и взвился. – Ага, все-таки Клим собирается мне мстить… Но вы ничего не докажете, ничего!
– Другой суд будет, – засмеялась Вероника и показала на небо.
– Ника, Ника… Не смеши! – с явным облегчением засмеялся Свиркин, когда понял, на что намекает его бывшая одноклассница. – Ты же ученый…
– Как знаешь, – пожала она плечами и пошла к подъезду. Потом обернулась: – Зачем нам тебе мстить, Свиркин? Ты и так уже мертв.
– А, метафоры все… Поэзия. Символизм… Ты хорошо запомнила уроки Ренаты Савельевны!
Вероника пропустила его слова мимо ушей.
– Тарас тебя убил – давно, двадцать лет назад. Ты мертвый, Свиркин. Ты живой труп, знаешь? – Вероника принялась набирать код на двери – домофон к этому времени уже починили.
– Минутку… Тарас меня убил? Ты бредишь!
– Ты не знаешь эту историю? Тарас тебя отравил знаменитым ядом кураре!
– Да погоди ты… – Свиркин, тяжело дыша, подбежал, схватил за руку, не давая уйти. – Ты о чем, Одинцова?..
– О том, что ты принимал все эти годы деньги от своего отравителя! – насмешливо произнесла она. – Не прикасайся ко мне… Ты смердишь.
– Кто меня травил? Тарас? Как? Я же жив! – Свиркин явно волновался. Он чувствовал, что Вероника сейчас намекает на какие-то события, до сих пор неизвестные ему. Как же так, он, Иннокентий Свиркин, который привык быть в курсе всего, – чего-то не знает?!.
Он, который скрывался под псевдонимом Абдурахмана ибн Хоттаба и незримой тенью присутствовал среди бывших одноклассников…
– Ты вредина… Ты – злая! – возмущенно-жалобно продолжил Свиркин. – Ты просто хочешь побольнее меня уколоть… Приплела какой-то яд… И Тараса ты тоже ненавидишь! Интриганка – вот кто ты, я понял!
– Ты помнишь, в школе ходили слухи, что Максимыч в своей лаборатории хранит яд кураре?
– Ну да… Но это же бред! Никакого яда у него не могло быть… – нервно произнес Кеша Свиркин.
– Это мы сейчас понимаем. Мы, взрослые уже люди. А тогда мы еще детьми были… Какой-то дурак распустил слух, и все поверили.
– Я не понимаю… – жалобно простонал Свиркин.
– Сейчас поймешь. Тарас влюбился в меня. Узнал, что я без ума от Иноземцева, а Иноземцев тоже без ума от меня… И решил устранить соперника.
– Иноземцева! Иноземцева он решил устранить! А я-то тут при чем?! – взвизгнул Свиркин.
– Кеша, мужчине очень не к лицу, когда он впадает в истерику, точно баба… Продолжаю. Тарас решил убить тебя, чтобы все подумали на Клима. Ведь вы с Климом подрались, и Клим заявил во всеуслышание: «Я убью тебя!» Было такое?
– Было… – прошептал Свиркин.
– Так вот. Тарас попросил Вовку Воскобойникова, известного школьного хулигана, украсть из лаборатории яд кураре.
– Но никакого яда не существовало!
– Да! Совершенно верно. Вовка принес Тарасу обычный раствор марганцовки. Тарас, еще не зная, что это никакой не яд, подлил раствор в пиво. Вы пили пиво в тот день?
– Пили… – севшим голосом прошептал Свиркин.
– Пили. Ты еще его леденцами из жестяной коробочки закусывал, да?
– Да… Но я еще ребенок практически был, и вообще, те времена, такие простые, невинные… Вот и закусывал пиво леденцами! Сейчас это, конечно, кажется дико смешным…
– А Тарас верил в кураре… – заметила Вероника. – Тоже – невинное, доверчивое дитятко! И это невинное дитятко подлило тебе яд.
– Но это не яд был вовсе!
– Тарас не знал тогда, что это никакой не яд! – спокойно, четко повторила Вероника. – Он хотел убить тебя, и он налил тебе яду. Он ждал, пока ты умрешь… Чтобы всю вину свалить на Клима, который к тому времени уже присоединился к вашей компании. Тарас хладнокровно убивал тебя, Кеша! И неважно, что у него не получилось…
– Как это неважно, как это неважно… – испуганно забормотал Свиркин. – Слава богу, я жив!
– Значит, ты готов простить Тарасу его намерение убить тебя?
– Нет, но… погоди, ты как-то все передергиваешь…
– Я просто рассказываю тебе факты. Продолжим. Что было потом?.. Тарас наконец понял, что это был не яд. И в голове у него родился новый план. Спонтанно, тут же! Он знал, что Клим не позволит тебе снова отозваться обо мне грубо… Он знал, как Клим отреагирует, и…
– Я понял, – перебил Свиркин тусклым голосом. – Дальше я все помню прекрасно. Этот глупый розыгрыш…
– Кеша, тебе не страшно было лежать в могиле Черного Канцлера? Совсем-совсем не страшно? Ты ведь потом и гроб открыл, любопытный ты наш, жестянку из-под леденцов туда бросил…
– Я был ребенком! Семнадцать лет мне было!
– А сейчас тебе сколько годиков? Так и осталось – семнадцать. Ты, бедный мальчик, так и не научился отвечать за свои поступки… – пропела Вероника. – Ты за эти годы так и не стал старше ни на один день… Ты умер семнадцатилетним, милый Кеша. Тебя убил Тарас. А потом долго-долго жертвовал денежки на обелиск над твоей могилкой…
Свиркин был уже не бледный, а какой-то белый. Губы у него дрожали.
– Стерва… – жалостным и одновременно полным ненависти голосом произнес он. – Ну ты стерва, Ника Одинцова…
– Да-а?.. А что я теперь, должна тебя по головке гладить? Утешать: «Ах, милый Кеша, ты не виноват, ты был малюткой…»
– Стерва, стерва! – плачущим голосом завопил Свиркин.
– Я – стерва? Ну ты нахал… Я милосерднейшая женщина. Я даю тебе шанс – поступить не как мальчик, а как муж. Признать свои ошибки. Покаяться… Перед собой покаяться! Перед Климом. Передо мной. Перед Маргаритой Сергеевной. Ведь потом, там… – Вероника опять подняла палец вверх, – …там с тебя спросят. На Страшном суде. И никто, никто уже не скажет слова в твою защиту. Никто!
