Плохо дело. Если человек сдулся, как воздушный шарик после бурного праздника, то ему уже вряд ли что-нибудь поможет. Верить в это не хотелось. Не может такой боевой мужик, как Барабан, поднять белый флаг. Не в его это характере. Так я себе твердил. Но видел перед собой опустошенного человека. И от этого становилось гадко на душе.
Принесли напитки: чайник с черным чаем, две чашки и бокал светлого пива. Барабан тут же попросил принести второй бокал. После того как официант отошел, он в три глотка выпил все пиво.
— Ты мне тут эти упаднические мысли брось, — начал говорить я, понимая, что все это бесполезно. Если человек выдохся, то как его ни подбадривай, толку не будет. Внутренний костер потух, уголька не осталось. Так что подбадривания делу не помогут. А ему, между прочим, свой отряд на операцию вести. И как в таком состоянии ему доверить командование. Неужели Шахматист этого не видел? Или видел, но решил, что Барабан справится. Кто я, чтобы спорить с Шахматистом?
— Тут нет упаднических мыслей. Ты не смотри, Гладиатор, что я тут пиво пью, разговоры всякие плохие разговариваю. Думаешь, сдулся Барабан. Думаешь, думаешь. По лицу твоему это видно. У тебя, как в Букваре, все на лице написано. Только неправда это. Я себя настроить пытаюсь. И хотя хреново получается, но я все же сделаю это. Только вот чувство у меня такое, что это моя последняя операция. Не знаю уж почему, но вот чувствую так. И если жив останусь, то отправлюсь на покой. У меня недавно даже мысль была, не поверишь, нейрофон купить да подключиться. А потом заразить себя чем-нибудь тяжелым, но чтобы вылечиться. Глядишь, твой бы подвиг повторил. И стал бы таким же, с нейрофоном, шепотом этим мерзким, но живым, не «куклой», понимаешь?
Барабан принялся за вторую кружку, которую минутой ранее поставил перед ним на стол официант. А еду нам так еще и не принесли.
Смотрел я на него и не видел в нем больше боевого командира. Надо бы Шахматисту все-таки позвонить да рассказать обо всем.
Мы сидели больше часа. Разговор не клеился. Я хотел обсудить предстоящую операцию, поделиться впечатлениями от охоты на Кузнеца, только Барабан ничего не слушал, он как заведенный жаловался на жизнь да рассуждал о том, как сейчас хорошо в Гурзуфе. Прикончив вторую кружку, он заказал себе третью и, похоже, останавливаться не собирался. Я быстро расправился со своим ужином и попросил у официанта счет, пока Барабан не напился окончательно. Он все понял, проводил официанта грустным взглядом и сказал:
— Не думай, Гладиатор, на операции все пройдет гладко. Я перед ребятами не опозорюсь. Не имею права.
На улице мы холодно попрощались. В Барабане чувствовалась неудовлетворенность от встречи. Я был разочарован. К моему удивлению, он не стал вызывать такси, сам сел за руль своего «Доджа». Похоже, этому парню уже нечего терять. Я пообещал себе утром позвонить Шахматисту и рассказать о поведении Барабана. Нельзя ему сейчас доверять командование ребятами. Пусть его заменят хотя бы на время операции. Кто-то из его ребят примет командование на себя, а он простым оперативником в поле пойдет.
Но утром я о Барабане не вспомнил, а жаль. Быть может, если бы я все-таки поговорил с Шахматистом, Барабан остался бы жив. Но что сделано, то сделано. Прошлое не переиграть, хотя иногда очень хочется.
До площади Конституции я доехал за пятнадцать минут. В магазинчике «24 часа» купил себе два литра пива. Раззадорил Барабан душу, аж жажда замучила. Машину оставил напротив парадной и вошел в квартиру. На кухне нашел чистый граненый стакан, с тоской окинул взглядом полную грязной посуды раковину и расположился в гостиной на диване.
Я взял планшет, полученный от Шахматиста, и включил его. Загружался он долго, я успел выпить стакан хмельного. Наконец, появился рабочий стол, на котором на фоне цветочного поля красовались три иконки. Первая называлась «Инструкция», вторая «Объекты». Обе в формате pdf. Третья иконка названия не имела. Только серое лицо пришельца с большими глазами, как его показывают в многочисленных фантастических фильмах. Первым делом из любопытства я ткнул на морду пришельца, и ничего не произошло. Приложение было неактивным или планшет битый. Я попробовал открыть файл «Инструкция», и он загрузился. Я наполнил себе бокал и погрузился в чтение.
На нашу долю приходилась одна точка. Находилась она на Варшавской улице сразу за зданием Конституционного суда. Там начиналась длинная вереница общежитий разных университетов. В одном из зданий и обосновался Кузнец. Операцию назначили на пятницу, так что оставалось всего два дня до часа «X». Что называется, негусто. С другой стороны, если бы мы узнали об этом за неделю, то информация могла бы просочиться на ту сторону, и Кузнецы бы снялись с насиженных мест. А два дня достаточно, чтобы подготовиться к работе.
Инструкцией нам предписывалось выдвинуться к объекту в час дня, чтобы к двум быть готовым начать штурм. О начале операции нас предупредит специальный сигнал, который поступит на планшет. Таким образом операция начнется синхронно по всему городу.
Нам надо бесшумно войти на этаж, где засел Кузнец, и нейтрализовать его любым способом. Была особая приписка для самых смелых: в плен объект не брать и даже не пытаться. При устранении объекта разрешалось применять любое оружие. Так что мы получили карт-бланш на стрельбу в людном месте. Хотя когда нас останавливали запреты! Только вот меня настораживало место проведения операции. Общежитие. Там же «охваченных» в каждой комнате с десяток наберется. Если «кукловод» их всех призовет на защиту Кузнеца, нам мало не покажется.
В файле также находилась детальная схема продвижения по территории общежития, с пометками по этажам и комнатам. Кузнец находился на третьем этаже в комнате 312. Три соседних помещения занимала его охрана. В четвертом находился склад оружия, если верить приложенной схеме.
Не нравилось мне все это. Только приказ есть приказ. Если штаб считает, что именно так надо действовать, то я должен подчиниться и постараться отработать максимально эффективно и аккуратно. Как говорил Суворов, ввяжемся в бой, а там по обстановке.
Я закрыл инструкции и открыл файл «Объекты». Вот тут уже начиналась конкретика. С первой же страницы на меня уставился массивный мужчина лет сорока, с большим открытым лбом, короткой стрижкой ежиком, мясистым чуть приплющенным носом и кривыми толстыми губами в обрамлении черных усов и бороды. Отталкивающая внешность. Сразу за фотографией короткая биографическая справка.
Иван Исеев, сорок четыре года. Кузнец, распространитель нелегального оружия неизвестного происхождения. Место работы неизвестно. Место жительства неизвестно. Женат. Двое детей (данные из соцсетей). Образование высшее. Закончил Политех. Факультет какой-то технический, для меня полная абракадабра. Да это и не важно. Два года службы в армии. Войска связи. И больше ничего. Не густо, но для работы вполне достаточно.
Дальше пошли портреты близкого окружения Кузнеца. Наша разведка хорошо постаралась. Видно было, что они долго следили за Исеевым. Им удалось нарыть больше, чем мне с ребятами на Кормчего. Из двадцати портретов «охваченных», которые крутились постоянно вокруг Кузнеца, я запомнил четверых.
