Миниатюрные пули зазвенели комарами и улетучились.
– Ба-а-а! – Литага рот разинул. – Что деется…
– Вот так-то. – Толстый Том засопел. – Теперь ты понимаешь, почему патроны должны быть холостые? Ферштейн?
– Вот это никого себе… форштевень…
– А ты как думал? Мистимир шутить не любит.
– Интересно, а как это так у него получается? Толстый Том показал золочёный флакон.
– Нишыстазол, плюс живая вода. Плюс ещё кое-что, о чём я пока не могу рассказать, потому что подписку давал.
Литага, принюхиваясь, подёргал носом.
– Так эти черти из табакерки, – он показал на книгу, – действительно становятся живыми?
Бесцеля отмахнулся, будто брезгуя.
– Игрушка, в принципе. Только она ведь может стать неуправляемой.
– То есть как?
– А то и есть, что не далее как в позапрошлом году во время редактуры сбежали двое.
– Как? – Литага ушам не поверил. – Вы шутите? Как это – сбежали?
– Как тараканы. Видишь, вот этого? – Издатель не сразу, но всё же поймал игрушечного человечка, который пытался укрыться за кипой бумаги. – Иди, сюда, вахлак. Стоять. Твоё место у параши. Беспонтовый.
Широко раскрытыми глазами глядя, как директор запирает беглеца под крышкой книги, Литага присвистнул от изумления.
– Сбежали, говорите? Ну и что было дальше?
– В милицию пришлось идти. Позор, конечно. А делать нечего. Всероссийский розыск объявили. А эти черти из табакерки, как ты их назвал, они уже таких делов наделали, что ой-ё-ёй. Один, сопля соплей, а чуть старушку не изнасиловал. Вот такая подрастает молодежь, побритый ёж.
Потрясённо помолчав, Литага тихо спросил:
– Том Томыч, а если они все разбегутся?
– Исключено. Бегают они в основном во время редактуры. Или во время творения, когда ещё цепи не прочные. Там же идёт горячее литьё.
– Там – это где?
– В кабинете Короля Мистимира. Там строка остывает, твердеет не сразу. И вот пока она мягкая – могут, конечно, сбежать. Были случаи. Смотри. – Толстый Том подвёл его к другой книге-шкатулке, открыл её и щипчиками взял посеребренную строчку, ещё не остывшую после работы Короля Мистимира.
– Звенит! – Литага усмехнулся. – Кандальным звоном!
– Естественно. – Директор потянул строку и вдруг откуда-то из тёмной глубины боевика показался мрачный бритоголовый бродяга, прикованный за ногу.
– Какого тебе, – нецензурно рявкнул арестант.
Издатель с отеческой заботою спросил:
– Кандалы не жмут? Нормально?
– Да пошёл ты, фраер… – Бритоголовик разразился хриплой нецензурщиной. – И в рот тебя, и в нос…
Бесцеля послушал, послушал его, постоял возле объёмной лакированной шкатулки с надписью «Словарь русского мата».
– Перцу надобно ещё, – вслух подумал он и щедро зачерпнул из словаря. – Перцу и горчицы не жалей. Обыватель это обожает. А кроме того, не надо забывать нишыстазол – проверенная штука. Бьёт по мозгам и по сердцу. Ну, всё теперь. О кей.
Закончив работу над боевиком, Бесцеля тут же хотел разделаться и с другою книгой – толстенной, ядовито пахнущей типографскою краской. Он взял флакон с живой водою и нишыстазолом, начал брызгать на фолиант с изображением клыкастого вампира. И тут произошла такая странная «осечка», после которой Бесцеля побледнел. Содержимое книги – вместо того, чтобы ожить – стало медленно умирать. Страницы прямо на глазах скукожились, приобретая пепельный цвет.
– А что такое? – растерянно спросил Литага, глядя на бледного директора. – Что случилось?
Над столом поднялся едкий зеленовато-сизый дым и в следующий миг бумага вспыхнула. Из книги полетели искры, потом раздался такой хлопок, что щепки по кабинету брызнули – на полированном столе образовалась чёрная дыра.
– Загубили, – дрожащими губами прошептал Бесцеля. – Угробили книжонку, ять!
– Но как же так? – Литага схватился за голову. – Почему?
– Воду! Воду, суки, подменили! Вместо живой тут оказалась мёртвая! – Толстяк осторожно принюхался к горлышку фигурного флакона, сверкающего позолотой. – Крыса завелась в нашем издательстве. Крыса!
– Крот, вы хотите сказать? – уточнил Литага.
– Тебе виднее. – Толстый Том вдруг пристально, враждебно посмотрел на Литагу и пробормотал, разводя руками: – Но у тебя ведь железное алиби. Да, малыш? Ты ведь был в командировке.
– А если бы нет? – Ермакей сделал вид, что кровно обиделся. – Шеф! Значит, вы бы могли подумать, что это я флаконы подменил?
– Малыш! – Бесцеля руки вздёрнул вверх и в стороны развёл. – Я уже не знаю, что и подумать. Этот проклятый Воррагам всю плешь прогрыз. Я так работать не могу. Сам пускай прилетает сюда и сочиняет – хоть чёрта в ступе. А то сидит за морем на горшке, указивки даёт.
Они помолчали. И вдруг – застрочил пулемёт. Литага понял, что это такое, но решил проявить героизм. Ни секунды не колеблясь, он грудью прикрыл господина Бесцелю, так прикрыл, как нужно это делать на войне или в страшный момент покушения.
6
Кабинет генерального был напичкан сюрпризами. И вот ещё один тут появился на днях: весьма оригинальные часы – в виде амбразуры вражеского дота, который вмонтирован в стенку. В определённый момент за амбразурой что-то заскрипело, зашевелилось, и вдруг послышались негромкие размеренные выстрелы – отстрелянные гильзы покатились по полу, дымя и позванивая.
Литага, бросившийся было спасать директора, как будто спохватился и понял, в чём дело.
– Фу! – смущённо забормотал. – А мне показалось… Господин Бесцеля, в глубине души довольный благородным порывом подчинённого, тем не менее, возмутился:
– Ну, что ты насел на меня, как на бабу? Или ты мечтаешь «Орден золотого беса» получить? Дак я их не распределяю.
– Да где уж нам уж, – поскромничал Литага, – с суконным рылом.
С полминуты они молчали. Затем зазвонил телефон. Выслушав какой-то короткий доклад, директор неожиданно преобразился.
– Где пусто, а где густо, – заговорил он как-то сумбурно и весело. – Я в тебе не ошибся, малыш. А теперь мне пора. Самолёт за бугор.
«Это, видимо, был контрольный звонок! – догадался Литага. – Но кто это? Откуда?»
– Том Томыч, подождите! – Он показал на клочья взорвавшейся книги, которую ошибочно окропили мёртвою водой. – А что мне делать с этим шедевром?
Повеселевшие глаза директора искрили как бикфордовы шнуры.
– А что теперь делать? Пипец! – Директор матюгнулся. – Полный пипец. А все остальные инструкции у меня на столе. А самое главное то, что ты привёз из командировки. А ты ведь привёз?
