– А ну-ка, отойдём, покурим.
– Я табаком с недавних пор не балуюсь. – Твердохлеб фуражку нахлобучил. – Дорого нынче.
Отошли подальше от посторонних глаз и ушей. Помолчали, глядя друг на друга.
– А вы откуда знаете насчёт всего правительства? – настороженно спросил представитель.
Бугро Бугрович пожал широкими бугристыми плечами.
– Так там же на дверях таблички.
– Ну и что?
– Так тут же и дитю понятно. – Твердохлеб, волнуясь, фуражку снял. – Из табличек из этих получается перечень всех этих членов, я извиняюсь… членов нового правительства.
Не сдержавшись, старик хохотнул, сверкая странным зубом.
– Глаз у тебя вострый! – похвалил. – И ум далеко не тупой.
– Да ну… – Отмахнувшись, Бугрович покачал седою головой. – Был бы ум, так я бы не горбатился на этом заводе.
Несколько секунд опять напряжённо глядя друг на друга, они молчали. Затем представитель тихонько спросил:
– Ну, и что вы думаете? По поводу того, что кто-то решил прокатить всё наше правительство.
Твердохлеб опять надел фуражку, на глаза надвинул.
– Ну, я же не знаю, куда вы собрались.
– Да я и сам, честно сказать, не знаю толком. Все планы у заказчика.
– Ну, вот видите. Вашему заказчику видней. А нам-то что? Знай, работай да не трусь, как говорится. – Бугро Бугрович кашлянул в большой кулак, испачканный мазутом. – Ну, а ежели честно…
– Да, да, только честно, – подхватил представитель. – Что вы думаете на этот счёт?
Начальник цеха ещё глубже насадил фуражку на глаза. Поиграл желваками. Вздохнул.
– Сдаётся мне, что это – паровоз для сволочей. Но дело-то, конечно, не моё.
– Для одних сволочей? – осторожно спросил представитель. – Вы так считаете?
– Не только я считаю. – Твердохлеб глазами показал в сторону цеха. – Вы у народа спросите.
Представитель сурово посмотрел на него, будто осуждая за такие речи, но тут же в глазах представителя заплясали какие-то восторженные бесенята.
– Ну, вот! – Он ухмыльнулся. – Что и требовалось досказать. Теперь можно смело подписывать акт о приёмке.
– Погодите, – спохватился Твердохлеб, – я, может, лишку сболтнул? Вы извиняйте. Нам-то что? Нам бы лишь бы заказ.
– Всё нормально, всё путём. – Представитель подмигнул. – Это хорошо, что я услышал мнение народа. Для заказчика это очень, очень важно. Пойдёмте подписывать.
Пришли в кабинет заместителя. Там было неуютно, пасмурно.
Какие-то железки валялись на полу.
– Значит, говорите, директор заболел? – спросил представитель. – Век живи, век лечись. А где, кстати, директор ваш болеет? На дому? Или в районной больничке? Или в город увезли? Я хочу навестить, апельсины, знаете ли, соку передать. Святое это дело – больного навестить.
– Простите… – Замчик не скрывал удивления. – Разве я сказал вам, что болеет? Нет, ну что вы! Он в командировке.
– Ах, вот как? А начальник цеха говорит…
– Да он не в курсе, – смущённо пробормотал заместитель, опуская глаза.
Темнокожий представитель помолчал, глядя на мухами засиженную карту, висящую в кабинете.
– Так и вы, должно быть, не у курсе, – сказал он, нарочито нажимая на это дурацкое «у курсе». – Или вы у курсе, что директор в настоящее время пузо греет на Багамах? Если, конечно, в Турцию не перелетел.
Замчик тут же сбросил маску приличия и даже матюгнулся.
– Загорает! В рот компот! Как деньги получил, так сразу хвост трубой.
– Я знаю, – спокойно сказал представитель и повернулся к начальнику цеха. – Ну, что, сынок? Давай, зови народ. Сейчас мы обойдёмся без ведьмы…
Твердохлеб и Замчик переглянулись.
– Без какой такой ведьмы? – спросили почти одновременно.
– Без ведомости, я хотел сказать.
– А-а-а! – снова почти одновременно протянули заводские начальники. – Это можно.
И тут представитель заказчика стал вынимать из кармана пачку за пачкой, и столько он вытащил этих новеньких пачек, пахнущих типографской краской, – «муму непостижимо», где они поместиться могли в таком количестве?
Народ на заводе был не просто доволен – народ был счастлив, когда получил всё, что ему обещали и даже маленечко больше. Давно уже рабочие не видели подобной зарплаты, не говоря уже о премиальных. Народ гудел, фуражки и верхонки в воздух подбрасывал. И черномазого представителя народ готов был на руках качать – большой гурьбою провожали до ворот.
– Если что, обращайтесь, – на прощанье говорили мужики. – Вдруг ещё работёнка.
– Очень даже может быть! – многозначительно сказал представитель, оскаливая острый зуб, похожий на перо или на гвоздь. – Все в один поезд вряд ли поместятся.
– А куда это вы отправляетесь? – поинтересовался кто-то и тут же язык прикусил, потому что была инструкция: лишних вопросов не задавать.
Однако представитель вполне спокойно отнёсся к такой любознательности.
– Скоро узнаете, – заговорщицки пообещал. – И газеты, и телевизоры, и даже утюги скоро будут об этом трезвонить. Ну, всё, ребятишки, пока. Открывайте ворота. Семафоры включайте. Пожилой представитель с какой-то молодой задорной прытью забрался в кабину поезда и, помахав рукою из окна, дал неожиданно громкий, длинный гудок, эхом раскатавшийся по окрестным горам и долам. Но прежде чем уехать на чудо-поезде, представитель заказчика отчебучил такую штуку – хоть стой, хоть падай. Перед тем как заскочить на подножку, старик из-за пазухи достал приказ, подписанный министром машиностроения. Бумага, скреплённая печатями и подписями, радостно и грозно возвещала о том, что старый директор уволен без выходного пособия, а вместо него назначен новый – Петро Петрович Твердохлеб. Старый директор, загорелый и счастливый, через месяц вернувшийся из-за морей-океанов, попытался эта бумагу оспорить в суде, но адвокаты сказали ему, что лучше бы этого не делать, а то ведь можно за решетку загреметь. Но это – через месяц. А что же было через несколько минут, когда новенький поезд вырвался на чистый простор?
4
Неподалёку от Медвежьегорска в горах давно окопалась какая-то воинская часть, следившая за воздушным пространством или за чем-то ещё – часть была секретная, и оставалось только догадки строить охотникам и рыбакам, промышляющим в этом районе. А после революции, всё вверх дном перевернувшей, эта воинская часть – да и не только эта! – наполовину была расформирована «за ненадобностью». (Точно так же, как расформировали-разогнали секретное управление, где служил Надмирский). Однако в этом воинском подразделении остались хорошие знакомые генерала Надмирского, друзья по оружию. Вот с ними-то как раз и договорился генерал: нужен был один тоннель, залегающий на глубине ста метров.
