Он любил рассказывать сказки детишкам, а иногда и взрослым сообщал такое, что было похоже на сказку.
2
В последнем своём путешествии Ацтека повстречал избушку на курьих ножках, проследил за нею и посчитал своим долгом предупредить кузнеца: нечистая сила скоро сюда притопает. Кузнецарь не то, чтоб не поверил – не захотел поверить, но изменился в лице.
Они вдвоём сидели рядом с кузницей – под навесом из пальмовых листьев.
– Весёлые гостинцы ты мне принёс, Ацтека! Неужели эти черти сюда придут? В такую даль идти – все куриные ноги оттопчешь. Да и зачем?
– А ты разве не знаешь? Не догадываешься? – Галактикон вздохнул. – Ты думаешь, они тебе простят?
– Не знаю. Столько лет уже прошло…
– Старая любовь не ржавеет, – печально сказал пилигрим. – А старая ненависть и подавно.
Кузнецарь призадумался.
– Просьба у меня к тебе, Ацтека.
– Говори. Ты же знаешь, я сделаю всё, что только в силах… Ты же меня, можно сказать, вытащил из могилы.
– Да брось ты…
– Ну, как это «брось»! Если бы не поезд-невидимка, так ходить бы мне впотьмах, мытариться до скончания веку! – Ацтека посмотрел на свои ноги, изуродованные кремнистыми путями. – Ну, так что за просьба?
– Ты забрал бы моих… – Кузнец рукою показал на хижину. – Ребятишек да жену. Уведи их отсюда.
– А ты? Будешь тут сидеть и ждать Армагеддона? Апокалипсиса? Или про что ты мне давеча так складно говорил?
– Нет, я только в порядок приведу оруженосца и тоже уйду.
– Какого оруженосца?
– Памятник. Я обещал увековечить старика. Ты ещё не видел? Завтра покажу. – Кузнецарь поднялся, рассерженно сверкая глазами. – Вот люди! Огурцу уже поставили памятник. Поставили чижику-пыжику, мать его! А в Лукоморске, в городе Святого Луки, знаешь, кому там памятник? Конь в пальто стоит на пьедестале! Что «ха-ха»? Я тебе серьёзно говорю… А Старику-Черновику, неутомимому литературному негру, великому труженику, помогавшему сеять разумное, доброе, вечное – Старику-Черновику до сих никто не удосужился… А я обещал ему… Завтра увидишь… Он теперь уже почти что как живой. Остаётся только окропить живой водой да прочитать молитву «Воскрешения».
Ацтека помолчал, не совсем понимая, что буровит кузнец.
– Ну, ладно. – Он вытер слезу рукавом. – Памятник – это дело твоё. Обещал, значит, надо поставить. А я тебе вот что хочу сказать. Помнишь, я рисовал тебе карту Подземного Мира?
Они прошли на кузницу и Великогрозыч, порывшись в пыльном углу, достал хрустящую бумагу, похожую на древний папирус. Галактикон склонился над паутиной карты, начал рассказывать и показывать.
– Я могу их сюда увести. Могу – вот сюда.
– А где безопасней?
– Подальше от этого острова. Тут вулкан просыпается.
– Вулкан? Да ты что? А как же ты узнал?
– Элементарно. Когда я спускаюсь под землю – вон там, за скалами – там всё подземелье сейчас… – Глаза Ацтеки загорелись каким-то жутковатым восторгом. – Там как будто волшебное царство. Всё червонным золотом горит, а это верный признак того, что там уже вскипает лава и вот-вот наружу хлестанёт.
– А где она может прорваться?
– Да мало ли где! Слабое место всегда найдётся. Но скорее всего может вырваться вот здесь, на вершине утёса, где ты парнишку своего летать учил.
– А когда это может случиться?
– Ну, тут уж я руками разведу. – Ацтека слёзы вытер со щеки. – Природа – она ведь баба, а баба тварь капризная и непредсказуемая. За исключением твоей Златоустки, – спохватываясь, добавил странник. – Так что долго рассусоливать не надо. Может рвануть хоть завтра, хоть послезавтра.
– Тогда тем более надо моих отсюда уводить. Да и профессора прихватить не мешает, хватит ему тут ловить букашек да изучать таракашек. А я закончу с памятником и приду в то место, которое ты обозначишь на карте.
– Заблудишься! Ты что? Как слепой кутёнок заплутаешь. Даже и не рыпайся. Мы вот что сделаем. Я за тобою сам приду – поближе к той поре, когда вулкан созреет. – Галактикон помолчал. – А пока есть время, ты меня уважь по старой дружбе.
«Уважить» странника – это означало вывезти на море, устроить рыбалку. Вот как странно жизнь меняет привычки и вкусы. Галактикон, никогда не страдающий страстью к рыбалке, после долгих своих подземных походов завёл привычку душу и тело полоскать в открытом море, часами занимаясь рыбной ловлей. Безусловно, Кузнецарь «уважил» пилигрима, как всегда уважал после его прихода из похода.
Рано утром, когда ещё солнце ворочалось под толстым одеялом океана, Кузнецарь с Галактиконом под парусом ушли по туманной воде, нацеливая лодку в ту степь, где на примете имелось уже два или три «прикормленных» местечка. Вспоминая далёкую родину – русскую тайгу, порожистые реки – Ацтека ловил себя на мысли, что морская рыбалка нравится ему гораздо больше, чем рыбалка на реках. Тут никогда не знаешь наверняка, что клюнуло и насколько эта рыба велика. С берега ты можешь легко ловить кефаль, саргану, морского бычка. А в открытом море – тут вообще дух захватывает. Какие только черти тут не водятся. Дорадо, паламут, морской окунь – лаврак; барабулька, тунец, камбала, барракуда. А порой зацепится даже осьминог – незваный гость, или даже акула; было и такое.
Однако в этот раз им не подфартило. Как ни изловчался, как ни ухищрялся и один рыболов, и другой – то снастями, то наживкой – всё без толку.
Солнце уже палило, отражаясь от зеркала бескрайней воды, уже хотелось спрятаться под навесом грубого тента, а они всё торчали, всё творили какие-то заклинания, пытаясь хоть какого-нибудь гостя выманить из глубины. Но если уж не повезёт, так не повезёт по полной программе. Сначала снасть за что-то зацепилась на дне. Освобождая снасть, Кузнецарь занервничал, а надо было очень аккуратно, короче, порвал. И Галактикон отличился: покачнулся и плечом подломил опору, на которой держался парусиновый тент – солнце взялось палить без перекура и такое возникло ощущение, что волосы трещат на голове, как это в бане бывало, когда пару до угару поддадут. А под конец всех этих неурядиц Великогрозыч едва бинокль не утопил; этот бинокль был с поезда, также как и многие хохоряшки.
Бинокль задрожал в руках, когда Великогрозыч приметил яхту – белую, длиннорылую, полным ходом идущую в сторону острова. Сердце ёкнуло. И Галактикон встревожился. Какая тут рыбалка? Якорь из воды по-быстрому достали, свернули свои снасти, подняли парус и вперёд. Да только вперёд не очень-то получалось. Мёртвый штиль упал на море – одни лишь солнечные зайцы ликовали. И пришлось попеременке – до кровяных мозолей – на вёслах горбатиться.
3
Рыбаки вернулись мрачные – с пустыми руками, с дурным предчувствием. Ацтека остался на берегу, пошёл осматривать остров, не затаилась ли где белая яхта, которую они видели в бинокль. А Кузнецарь направился в хижину.
