«У нас, — отмечал Борис Майоров, — был авторитет игроков, а состав определяли авторитетные тренеры, которые объясняли нам, что играть в тройке, по их мнению, должен Ионов, а не Евгений Майоров. И точка. И что после этого мне со Старшиновым оставалось делать — голодовку или забастовку объявлять? Хотя в душе мы, конечно, переживали, что с нами на чемпионате нет Жени, с которым нам играть, понятно, легче, чем с новобранцем тройки».
И еще одна цитата. «Никогда не шел против тренеров, — говорит Борис Майоров. — Состав на турнир определяют наставники, это закон. Но если бы вместо Евгения поставили игрока, который был явно сильнее, никаких вопросов бы не было. Ионов замечательный человек, но не смог заменить брата. На том чемпионате мира он мучился с нами, а мы с ним. Старшинов его так задергал, что Ионов прямо на скамейке запасных заплакал. Анатолию Семеновичу нужны были подходящие партнеры. Ведь выиграл он олимпийское золото в 1968 году вместе с Евгением Мишаковым и Юрой Моисеевым. Не могу понять, чем тогда руководствовался тренерский штаб. Да, наставники не должны объяснять хоккеистам свои решения. Но со мной и Старшиновым могли бы посоветоваться. Хотя бы объяснить причину. Более того, в СССР, если ты выпадал из обоймы первой сборной, тебе давали шанс реабилитироваться во второй команде. Брат сыграл одну встречу, стал лучшим хоккеистом по ее итогам. Но его отцепили и от второй сборной. Видимо, боялись, что он и дальше будет играть в том же духе. Придется брать обратно, а не хотелось».
У Тарасова своя точка зрения и своя правда: «…Расскажу, как Анатолий Ионов попал в сборную страны в 1965 году. Перед началом первенства мира по хоккею, которое проходило в небольшом финском городке Тампере, стало ясно, что в сборной открылась вакансия: Евгений Майоров не может выступать в ее составе. В то время как все его товарищи, непрерывно совершенствуя свое мастерство, с каждым годом играли всё надежнее и увереннее, Евгений не рос как хоккеист. Он и раньше был значительно слабее своих партнеров по звену, но мы вынуждены были мириться с этим: не было более сильной замены. Но вот несколько хоккеистов по классу своей игры достали Евгения. Кроме того, и это очень важно, изменился характер нашей игры: современный хоккей требует, чтобы каждый спортсмен был бойцом. А Евгению не всегда хватало силенки и выдержки.
Были выдвинуты два кандидата — Анатолий Ионов и Юрий Моисеев. Оба они играют в одной тройке ЦСКА. Я не раскрою, видимо, большой тайны, если расскажу, что вначале тренерский совет склонялся в пользу Моисеева. Юрий — талантливый, очень быстрый хоккеист. Прирожденный крайний нападающий. Необыкновенно устойчивый на коньках, он после самых резких столкновений с защитниками все-таки умудряется не потерять шайбу, может эффективно обойти нескольких соперников и создать голевую ситуацию. Своей подвижностью Моисеев буквально вымучивает соперников.
Всеми качествами опасного нападающего обладает и Анатолий Ионов. Правда, проявляются они у него менее эффектно. И поэтому, играя в одном звене с Моисеевым, Анатолий как-то теряется на фоне бурной, темпераментной, искрометной игры Юрия. Создается зрительное впечатление, что Моисеев играет просто лучше. И потому на его долю так часто достаются аплодисменты зрителей.
Однако все эти хорошие качества Юрия Моисеева подчас мешают ему. Увлекаясь индивидуальной игрой, он может порой и забыть о товарищах, передержать шайбу, опоздать с пасом. Нам же в сборной команде нужен был спортсмен, который, играя рядом с Вячеславом Старшиновым, хоккеистом, как нам подсказывало чутье, “среднего и ближнего боя”, то есть с хоккеистом, особенно опасным вблизи ворот соперника, был бы в состоянии постоянно создавать Старшинову условия для взятия ворот, сам оставаясь как бы в тени.
И потому звено это усилилось не только оттого, что Ионов заменил Евгения Майорова, но и оттого, что в новом амплуа еще ярче засверкал талант Старшинова. Я сомневался, что Юрий Моисеев сможет до конца подчиниться такому тренерскому замыслу. Но был уверен, что Ионов при его скромности и необыкновенной доброжелательности к людям, при его внимательнейшем отношении к товарищам, при его искреннем желании всегда играть так, как это нужно коллективу, с этой задачей справится.
Так и получилось. Анатолий успешно дебютировал в чемпионате мира и играл, прямо скажем, здорово».
Ионов рассказывал, что Старшинов и Борис Майоров, огорченные тем, что в тройке нет больше Евгения Майорова, доводили его «до слез». «То пас не дадут, то пробросят шайбу специально мимо, — вспоминал он. — Вне катка вообще не разговаривали». Ионов хотел даже отказаться от поездки на чемпионат мира. Когда сказал об этом Тарасову, у того брови взлетели: «Что-о-о-о?» Тарасов и Чернышев поговорили со спартаковцами, и тройка эта на чемпионате мира сыграла классно.
Вопрос о том, кому играть в спартаковской тройке, возник и перед чемпионатом мира 1966 года в Любляне. Решился он не сразу. Борис Майоров и Старшинов «нацелились» на Фирсова. Тарасов и Чернышев сошлись на том, что пусть решает команда. Но Фирсова при этом Тарасов уже видел только вместе с Викуловым и Полупановым. Анатолий Владимирович попросил Локтева переговорить со спартаковцами. Локтеву удалось убедить их в том, что Фирсов им не нужен, поскольку они оба, как и Фирсов, любят играть впереди. А кто же тогда сзади? «Лучше Виктора Якушева не найти, — сказал Локтев. — Он и сзади сыграет, и впереди». Локтев вспоминал, что на собрании команды идею о Якушеве озвучил Борис Майоров.
…На центральной аллее Ваганьковского кладбища Тарасов и Евгений Майоров лежат неподалеку друг от друга. У Тарасова 10 декабря день рождения, для Евгения Майорова это дата смерти. Борис Майоров навещает обоих.
«Анатолий Владимирович, — говорит Борис Александрович, — внес огромный вклад в становление и развитие нашего хоккея. Он велик хотя бы потому, что оставил после себя наследство. Например, печатные труды, хотя сейчас они могут показаться спорными. В России были и другие знаменитые тренеры — Эпштейн, Пучков, Бобров, но никто из них после себя такого наследства не оставил.
Единственный, кто, достигнув высочайших результатов и совершив революционные преобразования в тренерских подходах к “канадскому хоккею”, уделил повышенное внимание популяризации любимого вида спорта в стране и тому, чтобы собственные наработки остались в целости и сохранности, послужив будущим поколениям. Тарасов был очень творческим человеком, он не давал покоя ни себе, ни подопечным. Под его руководством хоккеисты переживали интересную трансформацию. Пока играли, костерили его, как могли: мол, диктатор, паразит. Но стоило ребятам закончить карьеру, как отношение к тренеру тут же менялось. Все к нему обращались за помощью, и ко всем он относился по-доброму, старался помочь. “Да нет, это великий человек!” — звучало теперь в его адрес».
Глава двенадцатая ЗА ПОМОЩЬЮ К НАУКЕ
До прихода науки в хоккей — частичного, как во второй половине 60-х — первой половине 70-х годов, или всеобъемлющего, как сегодня, — необходимо было понять, как создать систему упражнений, которая за полтора тренировочных часа даст оптимальный эффект. Это как раз то, что сумел сделать Тарасов. Он намного опередил время. Придуманная им система тренировок определила значительную часть успеха его команд и вывела хоккей на иной уровень.
