Считается, что чехословацкие тренеры Владимир Костка и Ярослав Питнер промахнулись перед этим матчем с выбором вратаря. Специалистом по советской сборной у чехов в те годы считался Иржи Холечек, частенько свою команду выручавший. Но в Саппоро Холечек, во-первых, приехал в роли дублера Владо Дзуриллы и, во-вторых, Дзурилла блестяще провел накануне матч со шведами. Кроме того, он превосходно сыграл против сборной СССР на Олимпиаде-68 в Гренобле, и тогдашняя победа чехословацкой сборной — во многом его заслуга.
Но Дзурилла, так уж его карьера сложилась, страдал «русским комплексом». Перед матчами со сборной Советского Союза его бросало в дрожь, которая не исчезала во время игры. И вратарь с таким своим состоянием ничего не мог поделать. Возможно, он, окрыленный более чем успешной игрой против шведской команды и посчитавший, что «поймал уверенность», сказал тренерам, что готов играть с советскими хоккеистами. Так или иначе, но после того как Фирсов на 23-й минуте сделал счет 3:0 (первые две шайбы забросили Блинов и Михайлов), тренеры отправили Дзуриллу на скамейку и в ворота встал Холечек.
В атаке же чехословацкие тренеры сделали ставку на тройку, в которой играли Недомански и братья Холики. Тарасов и Чернышев придумали вариант нейтрализации этой тройки. Против нее они выставляли удивительное по составу звено: Мальцев — Мишаков — Александр Якушев (в обороне с ними действовали Кузькин и Давыдов). Мишаков не только укрепил защитные позиции, что крайне необходимо в борьбе с такой сверхатакующей тройкой, но и активно помогал Мальцеву и Якушеву контратаковать на высокой скорости. В результате — две шайбы Мишакова в таком важном матче, поразительно, к слову, корректном: всего три удаления (и все — у советской команды). Звено, в продуктивности которого перед матчем высказывались сомнения, микроматч свой выиграло 2:0. У Викулова — Фирсова — Харламова (с защитниками Цыганковым и Рагулиным) и Михайлова — Петрова — Блинова (Лутченко — Ромишевский) эти показатели соответственно 1:1 и 2:1.
Капитан сборной Виктор Кузькин попросил репортеров обратить внимание на то, что в пятерке этой лишь они с Давыдовым сыграны, но ни один из них ни разу не играл вместе с нападающими, собранными из трех разных клубов и друг с другом никогда не взаимодействовавшими. «Все они, — говорил Кузькин, — хоккеисты разноплановые, имеющие свои излюбленные приемы, свои привычные позиции на поле. И нам пришлось взаимно изучать манеру друг друга и взаимно приспосабливаться. Думаю, что нам все же удалось найти общий язык, хоть времени для этого было совсем немного. На матч со сборной Чехословакии наше звено получило особое задание. Два других должны были осуществлять тактику силового давления, мы же — последовательный, от первой и до последней минуты, прессинг. Играя против наиболее сильной в атаке тройки чехословацких форвардов, мы сумели справиться со своей задачей. А ведь прессинг требует полного взаимопонимания и четкого взаимодействия, и любая ошибка тут чревата голом. Однако и такие ярко выраженные “индивидуалисты”, как Мальцев и Якушев, сумели подчинить свою игру общему плану».
В качестве одной из версий, будто бы проливающих свет на причины ухода Тарасова и Чернышева из сборной, фигурирует предложение Японской хоккейной федерации сыграть до Олимпиады за хорошее вознаграждение два товарищеских матча с местными клубами. Тренеры, мол, отказываться не стали, но связались, для того чтобы испросить разрешение, с Сергеем Павловым. Тот играть запретил, несмотря на заверения тренеров в том, что матчи эти если и скажутся на состоянии хоккеистов, то только в положительном плане, поскольку в них заложен солидный материальный стимул.
Согласно одним сведениям, матчи все-таки сыграли до начала Олимпиады. Согласно другим, более достоверным, поскольку информация о встречах зафиксирована в статистических кондуитах, две коммерческие встречи наши провели в Токио уже после победы в олимпийском турнире, 15 и 16 февраля. Встречи состоялись по просьбе японской стороны — с командами Польши (10:0) и Японии (9:5). Они и стали для Тарасова и Чернышева последними в сборной. Под их руководством советские хоккеисты провели за десять лет (на уровне национальных команд, игры с клубами не в счет) 204 матча: 164 победы, 11 ничьих и 29 поражений. Стоит заметить, что почти половина проигрышей (13) пришлась на 1969 год (5), 1970-й (3), 1971-й (4) и начало 1972-го (1).
Подозрительные моменты с проигрышем в Праге чемпионата мира в апреле 1972 года не спрятать. Ненавистного чехословацким «друзьям» Тарасова там не было. Всеволода же Боброва и Николая Пучкова сразу после прилета сборной в столицу Чехословакии «пригласили» в советское посольство. «Посол Добрынин, — вспоминал Пучков в разговоре с дружившим с ним журналистом Семеном Вайханским (и воспоминания эти опубликованы в «Золотой книге сборной СССР по хоккею»), — прямо сказал, что в сложившейся после интервенции 1968 года политической ситуации важнее даже не выиграть чемпионат мира, а добиться, чтобы он прошел в спокойной и дружественной обстановке. И эта задача была решена. Между хоккеистами сборных Чехословакии и Советского Союза не осталось копившейся годами напряженности, и это явилось главным итогом пражских баталий».
Николай Георгиевич, по всей вероятности, оговорился, называя фамилию пригласившего их советского посла. С апреля 1965 года по апрель 1973-го в Праге в этой должности работал Степан Васильевич Червоненко. Анатолий Федорович Добрынин почти четверть века, начиная с 1962 года, был послом Советского Союза в США. Кроме того, нет уверенности и в том, что советский дипломат высокого ранга именно так — «интервенция» — охарактеризовал события 1968 года.
Можно только представить, как отреагировал бы Тарасов на то, что «важнее даже не выиграть чемпионат…» (а ведь, к слову, и не сказано было прямо, что чемпионат следует непременно проиграть). Он посчитал бы этот дипломатический вброс призывом сдать чемпионский титул хозяевам турнира, разругался бы с послом — смелости и независимости ему было не занимать — и, не исключено, рассказал бы команде о том, что ей предлагают сыграть в Праге в поддавки и довольствоваться вторым местом. Учитывая отменные тарасовские ораторские способности, умение зажечь сверхэмоциями, заставить поверить в собственные возможности и силы, достучаться до каждого, напомнив команде, как вели себя чехословацкие хоккеисты по отношению к коллегам из Советского Союза на протяжении последних десяти лет, несложно догадаться о возможной степени заряженности всех без исключения игроков сборной СССР на матчи чемпионата в Праге.
Но там находились не Тарасов с Чернышевым, а Бобров с Пучковым, с послом согласившиеся, — «задача была решена». В советской прессе после пражского фиаско — первого для хоккейной сборной СССР за последние десять лет — не было ни одного критического материала в адрес команды и ее тренеров.
Вокруг победы в Саппоро возникло очень много разных историй. Причем очевидцы происходившего зачастую помнят даже то, чего на самом деле не происходило.
«В Саппоро, — рассказывает Вячеслав Колосков, — когда шел первый период в игре с чехами, наши проигрывали со счетом 2:1. В это время, к слову, в Москве шел очередной съезд партии. В перерыве ребята ждали, что сейчас забежит Тарасов и будет всех костерить. Тренер не появлялся, хотя хоккеистам предстояло снова выходить на лед и нужны были новые установки. В самый последний момент главный влетел в раздевалку, ни на кого не обращая внимания. Схватил за грудки Игоря Ромишевского:
