Первая и последняя страницы секретного письма в ЦК от 21.7.67.
Тема письма — мораторий ПРО, предложенный незадолго до того (в марте 1967-го) американским президентом Л. Джонсоном и министром обороны Р. Макнамарой. Речь шла
о двустороннем отказе США и СССР от сооружения системы противоракетной обороны (ПРО) против массированного нападения сильного противника, с сохранением тех работ, которые необходимы для защиты от ракетной агрессии малого масштаба.
Угроза «ракетной агрессии малого масштаба» — атаки, предпринятой шальным правительством или террористами, — стала актуальной в 90-е годы, когда появились соответствующие технические возможности. Но и в 1967 году Сахаров видел проблему защиты от «небольшого числа ракет агрессора или провокатора» и отделял ее от проблемы «массированного нападения». Понятию «агрессии малого масштаба» он посвятил специальное дополнение к письму, сделав практический вывод: «Создание ПРО от массированного нападения нереально, а от единичных ракет — трудно, но возможно».
Здесь возникает вопрос, а был ли, собственно, академик Сахаров сведущ в противоракетных делах? Ведь он занимался созданием средств нападения, а не обороны?
Противоракетная оборона развивалась рука об руку со средствами ракетно-ядерного нападения. Еще летом 1956 года противоракетчики впервые прибыли и главный черный центр страны — на Объект, где Сахаров и его коллеги конструировали ядерные боеголовки. Цель командировки — провести эксперименты по обстрелу одной из этих боеголовок, пока лишь наземные эксперименты Противоракетчикам надо было узнать, как устроены боеголовки ракет нападения, чтобы их успешно поражать. А конструкторы боеголовок нападения с тех пор, соответственно, стали думать, как их сделать неуязвимыми для противоракет.
[391]
Сахаров, по своему высокому положению, был в курсе всех этих ракетно-ядерных дел. Именно соотношение средств нападения и обороны было тогда темой самых горячих и совершенно секретных обсуждений в 1967 году.
Свое секретное письмо в Политбюро Сахаров начинает с вежливого, но вполне определенного несогласия с мнением одного из главных членов Политбюро и главы советского правительства — Косыгина. Незадолго до того на пресс-конференции в Нью-Йорке Косыгин высказался, что мораторий ПРО возможен только вместе с общим соглашением о разоружении, а если говорить отдельно, то средства обороны всегда моральны — в отличие от средств нападения.
«Простая и понятная» точка зрения, унаследованная от доядерно-ракетной эры, имела хождение и на Западе. И в американском конгрессе и в советском ЦК имелись политики, уверенные, что способны разобраться в любой проблеме, полагаясь на «простой здравый смысл». В обоих военно-промышленных комплексах, кроме того, имелись специалисты, лично заинтересованные в разработке противоракетных систем и желающие это свое интересное занятие продолжить. Американские противоракетчики убедили себя, что они на 20 лет обогнали советские разработки, их советские коллеги точно так же считали себя «впереди планеты всей».
[392] Каждая из когорт противоракетчиков старалась убедить своих государственных политиков в своей правоте.
Существовала разница между двумя странами.
Американский министр обороны Р. Макнамара пришел в политику из мира свободной конкуренции. Он организовал изучение проблемы, обеспечив конкуренцию мнений экспертов. И эксперты пришли к тому же заключению, что и Сахаров: создать систему ПРО, непроницаемую для массированной атаки, фактически невозможно, а гонка в этой области значительно увеличит опасность ядерной войны и, в лучшем случае, приведет к бессмысленной трате огромных средств.
В СССР тоже были знающие эксперты, но им приходилось иметь дело с политическими лидерами, которые прошли школу «несвободной» конкуренции, школу партийно-дворцовых интриг. Сахаров в своем письме представляет не просто свое личное мнение, но и мнение своих коллег — экспертов по стратегическому оружию, Он, в частности, упоминает об «официальных документах [по проблеме ПРО], представленных в ЦК КПСС товарищами Харитоном Ю.Б., Забабахиным Е.И.» (научными руководителями обоих ядерных Объектов). Видимо, на эти официальные документы не последовало реакции, раз Сахаров решил добавить свой голос.
Он, должно быть, вспомнил свой вклад в договор 1963 года, запретивший атмосферные испытания. Ситуация была похожей: от неподъемной связки проблем отвязывается одна, решение которой осуществимо и важно. Важно, и само по себе, и как шаг к стабильности мирного сосуществования.
Письмо Сахаров адресовал Суслову, члену Политбюро ЦК и председателю Комиссии по иностранным делам Верховного Совета СССР, и просил ознакомить с его письмом Косыгина и Брежнева.
С Сусловым Сахаров познакомился в 1958 году. Тогда, в первой же беседе, на вопрос Суслова о генетике он ответил целой «лекцией». Член Политбюро внимательно слушал его, «задавал вопросы и делал пометки в своем блокноте». Сахаров допускал, что когда вслед за падением Хрущева пришел конец и лысенковской биологии, могла сработать та его лекция. Поэтому он мог думать, что к его письму Суслов отнесется внимательно. Тем более что Сахаров выражал не только свое личное мнение.
Выдвижение этой проблемы [моратория ПРО] Джонсоном и Макиамарой, по-видимому, носит временный, коньюнктурный характер и обусловлено, вероятно, предвыборными соображениями, но объективно, по моему мнению и мнению многих из основных работников нашего института, отвечает существенным интересам советской политики, с учетом ряда технических, экономических и политических соображений.
Эти соображения Сахаров и изложил в своем письме. Исходит он из того, что СССР обладает «значительно меньшим технико-экономическим и научным потенциалом, чем США»: по валовому национальному продукту в 2,5 раза, по выпуску компьютеров в 15—30 раз, по расходам на точные науки в 3—5 раз; по эффективности расходов в несколько раз. «Разрыв по всем этим и другим важным показателям, кроме валового — возрастает», — подчеркнул Сахаров.
Это отличие заставляет СССР и США по-разному оценивать возможность создания наступательного и оборонительного оружия. В наступательном оружии существует эффект насыщения, однако его нет в области ПРО, где исход соревнования «определяется соотношением технико-экономических потенциалов».
Поскольку система ПРО гораздо дороже равносильной наступательной системы (в 3—10 раз, как пишет Сахаров). Советский Союз как сторона более слабая технико-экономически будет вынужден развивать средства нападения.
