На смотровой площадке, в здании парламента, хранится огромная книга, страницы которой переворачивают специальные охранники. В эту книгу вписаны имена всех канадцев, которые когда-либо погибали в войнах, начиная от знаменитой Англо-бурской войны 1899–1902 годов и заканчивая войнами новейшей истории в Ираке и Афганистане. Здесь же установлен памятник полицейским, которые погибли, как говорят у нас, в «горячих точках» и при наведении порядка. Когда входишь в здание Канадского парламента, то проникаешься духом традиций Старой Англии и новой Канады, свободной страны, которая уважает память людей, отдавших жизнь за ее свободу.
Самый большой город Канады – Торонто похож и не похож на американские города. Стоит он на берегу одного из Великих американских озер – озера Онтарио, и особенно красив вертикальными линиями своего делового центра – даунтауна, расположенного над ширью озера. Торонто, растет как на дрожжах, и очень напоминает Нью-Йорк и Москву, поскольку, что в нем ни построй, все через год приживется и станет элементом его эклектического стиля.
Всякий раз, попадая в Торонто, я стараюсь снова посмотреть на одно из главных чудес света – Ниагарский водопад. Он находится совсем недалеко отсюда, на границе Канады и Соединенных Штатов. Когда стоишь на его набережной, то слева от тебя оказывается американская часть водопада, не самая большая, а справа грохочет главная – канадская часть. Каждый раз к Ниагаре меня возит на своем «вэне» моя бывшая аспирантка Аня Пантелеева, которая уже более десяти лет живет и работает в Канаде. Она нашла здесь новых друзей, и вся ее семья теперь живет с ней вместе. Помню, несколько лет назад я приезжал сюда с ансамблем «Песни нашего века», и она возила нас вместе с тогда еще живым Виктором Берковским из Торонто в Оттаву и Монреаль. Виктор, заядлый автомобилист и профессиональный преподаватель, в дороге начал ей делать замечания по поводу вождения. Она долго терпела, а потом сказала с ангельской улыбкой: «Виктор Семенович! Вообще-то я подданная британской королевы».
Монреаль – второй по величине город Канады и один из самых красивых городов мира. В этом городе удивительным образом сочетаются старинные здания, выстроенные во французском стиле, очень напоминающие архитектуру Парижа, с современными билдингами и даунтауном, сооруженным в американском стиле. В Монреале, как и во всей Канаде, два государственных языка – английский и французский. Французский стиль в архитектуре этого города дает удивительную мягкость и неповторимость всему его облику.
В Монреале живет один из самых интересных современных поэтов русского зарубежья Бахыт Кенжеев. Мы с ним регулярно общаемся, когда я попадаю в Монреаль. Помню, в первый мой приезд на следующий день после моего концерта я надеялся поехать смотреть на красоты Монреаля, но наутро ко мне заявился Бахыт с ящиком пива и предложил послушать его стихи, так что Монреаля я в тот раз не увидел. Пару лет назад мы с ним заранее договорились о встрече, он даже специально собственноручно приготовил настоящую азиатскую шурпу. Когда я нашел его квартиру и позвонил в дверь, Бахыт выскочил мне навстречу и захлопнул за собой входную дверь. Выяснилось, что ключа у него нет. Недолго думая, он предложил выбить дверь, тем более что на плите стояла кипящая шурпа, а на столе – водка. Небольшое это приключение не омрачило нашей встречи и даже придало ей некоторую экзотичность. Пили водку, закусывая польскими огурчиками из русского магазина и подоспевшей шурпой.
Говорили, как всегда, бессвязно обо всем, но все время возвращались к поэзии. Бахыт поведал мне смешную историю. Когда в советские времена у него дома гэбэшники проводили обыск, то один из них в поисках запрещенной литературы влез под диван, вылез оттуда весь в пыли и, чихая, сказал недовольно: «Что же вы дома не убираете?» В Монреале Бахыт живет в дешевой квартирке в многоэтажном доме с коридорной системой в не очень богатой части города. Жизнь здесь, однако, какая-то очень достойная и приятная.
Бахыт прочитал мне свое новое стихотворение, посвященное его другу прозаику Петру Образцову. До меня он много раз читал эти стихи в самых разных аудиториях и однажды решил спросить, знает ли кто-то из молодого поколения его слушателей значение слова «повторник». Оказалось, что никто не знает. Бахыт был вынужден объяснить. Повторник – это человек, который в сталинском ГУЛАГе сидел по политической статье и, когда кончался срок его заключения, автоматически получал следующий. Фактически это означало смерть в лагере.
Значит, и ты повторник. Твой воздух едок, как фтор,
и одинок, словно в Дрездене, в сорок третьем году, инженер-еврей.
Ключик к хорошей прозе едва ли не в том,
чтобы она была не меньше насыщена, чем хорей
или, допустим, дактиль. Сгущенная во сто крат,
жизнь не выносит пошлости. Вот тебе оборот:
с бодуна пробормочешь невесть почему: Сократ,
и вспоминаешь: цикута, бедность, старый урод.
Между тем он умел взмахнуть галерным веслом,
отведав брынзы и лука, рыгнуть, и на даль олимпийских гор
направлять свой лукавый взгляд под таким углом,
чтобы пот превращался в кровь, а слеза – в кагор.
Растворятся во времени бакелит, КВН, совнархоз, люминал.
Даже сотням и тысячам неисправимых строк —
шестерить муравьями в чистилище, где и нам
в лебеде и бурьяне, в беззвездных сумерках коротать свой срок.
А как примешь известно чего, как забудешь про все дела —
вдруг становится ясно, что вечный сон – это трын-трава.
Ключик к хорошей прозе, мой друг, – чтобы она плыла
от Стамбула под парусами, курсом на греческие острова.
После встреч с Наумом Коржавиным, Бахытом Кенжеевым и другими русскими поэтам зарубежья, даже востребованным в сегодняшней России остается странное чувство грусти и сочувствия к ним, которое не зависит от их успешности. Я много раз погружался в океане на подводных обитаемых аппаратах, где запасы кислорода ограниченны – около тридцати часов, и на своей шкуре испытал, что такое недостаток воздуха. Что-то похожее происходит и с русским языком за рубежом. Живя в России, мы не задумываемся об этом, как не замечаем воздуха, которым дышим.
Себя не ощущаешь лишним,
Покуда дан тебе, незрим,
Язык, которым все мы дышим
И на котором говорим,
В краю, где никогда не сгинет
Знакомых слов водоворот.
Поэт, освоивший чужбину,
Живет как раз наоборот.
Поэт, освоивший чужбину,
Живет как раз наоборот.
Он как ныряльщик, что в глубины
Несет с собою кислород.
Над Потомаком или Роной
Он не вернет уже из книг
Московский мусорный соленый,
Чуть матом сдобренный язык.
Там, где далек и ненадежен
Курантов сумеречный бой,
Он говорить все время должен
С самим собой, с самим собой,
Чтоб думать, как и встарь, привычно,
На нем во сне и наяву.
В потоке слов иноязычных
Держаться трудно на плаву.
Как для куряки папироска,
Как пайка хлеба для зэка,
Непозволительная роскошь
Глоток родного языка.
Несколько раз мне довелось пересечь Канаду, как и Соединенные Штаты, с востока на запад. Я дышал чистым морозным воздухом заметенного снегами Виннипега, города, где появился знаменитый любимец детей всего мира медвежонок Винни-Пух, названный его создателем Аланом Милном в честь этого города. Я любовался Скалистыми горами в Калгари, городе геологов, где в музее можно увидеть уникальное собрание скелетов древних ящеров. Я прогуливался по тихоокеанской набережной сказочного города Ванкувера, названного так по имени британского капитана – первооткрывателя этих земель, и лакомился в рыбном порту свежайшими суши. Я проезжал в октябре через густые кленовые леса, пылающие багрянцем осени, и понял, почему на флаге этой страны изображен красный кленовый лист. Я побывал на живописном острове Ванкувер в океанологическом институте, где встречался с моими коллегами, изучающими тайны Мирового океана.
