Лемех был мрачен, он отставил кружку и произнес глухим голосом:
– Ковалев – редкостный подонок. Для него люди – мусор. Даже не мусор, а так, пыль под ногами. Я его знаю больше двадцати лет. Думаю, в Наташу стреляли по его приказу. Уверен. Он и вас прикажет убить, когда станете не нужны. Слишком много знаете.
– Но зачем? Со мной понятно, да, много знаю. Но чем она-то ему помешала?
– Разберетесь, – ответил Лемех. – Думаю, теперь разберетесь. И чем больше вы будете понимать, тем опаснее для вас будет становиться Ковалев.
– Простите, но мне кажется, вы сгущаете краски. Я тоже знаю Ковалева и не вижу у него ни малейшего мотива убивать Наташу. Поймите, в сложившейся ситуации мотив убить ее может быть только у одного человека. Я аналитик, причем аналитик с опытом. И я знаю, о чем говорю.
– У кого же, по-вашему, может быть мотив устранить ее?
– Только у того, кто решил заразить Москву чумой. Если это вообще не случайность. Но если за этим стоит чья-то злая воля, то да, это мотив. Серьезный.
– Вот, значит, как? – Лемех сощурился. – Значит, если чума – это диверсия, то у предполагаемого диверсанта был мотив выстрелить в Наташу?
– Да.
– С чего же вы взяли, что этим диверсантом не является Ковалев?
Пичугин остановился от неожиданности. Нет, такого он допустить не мог. Как ни крути, а Ковалев – офицер ФСБ. Для чего ему нужно совершать столь чудовищную диверсию, обрекать на страшную смерть тысячи людей, ставить на уши весь город, ввергать его в ужас, панику, унижение? Ковалева завербовали враги? Возможно ли такое? С другой стороны, Лемех вызывал доверие. Все, что с ним было связано, казалось Пичугину очень и очень странным. Но несмотря на странности, старик возрождает к жизни Наталью. Без операции. Это ли не чудо? Он даже ее рану не осмотрел. Что позволяет ему совершать такое? Уж точно не магические способности, в них Пичугин не верил. На такие чудеса способна только наука, какие-то ее грани, неизвестные широкой публике. Но если так, если Лемех владел недоступной другим информацией, стоит ли с ходу отвергать его заявления по принципу «этого не может быть, потому что не может быть никогда»? Вряд ли. Имеет смысл его хотя бы выслушать.
– Вижу, я вас озадачил, молодой человек, – не без удовольствия заметил Лемех. – Думаю, настало время рассказать вам, откуда я знаю Ковалева и почему я о нем такого невысокого мнения. Впрочем, мое мнение не всегда было таким. Знакомы мы больше двадцати лет. Я в СССР и после перестройки, когда развалили Союз, был заведующим лабораторией в секретном институте. Он входил в комплекс, известный в мире как НИИ биофизики, там много отделов и лабораторий, а мы стояли особнячком. При этом, если наши научные работы не попадали под грифы секретности, нас в публикациях именовали сотрудниками НИИБФ. В конце восьмидесятых мы получили заказ на разработку устройства, которое должно повысить выживаемость бойцов спецназа. В случае ранения или даже гибели. Под грифом «Совершенно секретно», разумеется. Официальным куратором этого проекта по линии КГБ назначили Ковалева. Я собрал группу специалистов, биохимиков, химиков-полимерщиков, биологов самых разных специализаций, программистов, электронщиков. Основной костяк научной группы составляли три человека. Биолог Сергей Алексеев, программист Иван Зверев и я как руководитель проекта. По специальности я биофизик, поэтому мне доверили общее руководство. Остальные выполняли задания по участкам и сути конечного продукта не представляли.
– Устройство, повышающее живучесть? Погодите. Вы хотите сказать, что его удалось создать и оно придало живучесть Наталье? Поэтому она не погибла от смертельного ранения? Невероятно…
– Невероятным оно кажется, если не понимать принципа, – назидательным тоном произнес Лемех. – Название своему изделию мы дали в виде аббревиатуры АКСО, которая расшифровывалась как Автоматический Контроллер Состояния Организма. Сначала никто из нас не понял, насколько оно оказалось точным по смыслу, потому что первая модель, на старой элементной базе, именовалась АКСО-М, где последняя буква означала «микро». Но по мере перехода на новую элементную базу, Иван предложил поменять букву «М» на букву «Н», что означало «нано». Получился АКСОН. Вы знаете, что означает этот термин в биологии? Это нервная клетка нейрона, по сути, если говорить языком электроники, аксон является выходной клеммой. Аксон у нейрона всегда один и может быть очень длинным, нервные волокна представлены обычно именно аксонами. По ним нервные импульсы передаются от нервных центров к мышцам и другим эффекторам вроде желез и других приемных устройств, если так можно выразиться. Также аксоны передают сигналы от рецепторов в спинной и головной мозг. Важный элемент системы.
– Да, понимаю. – Пичугин кивнул и сделал добрый глоток чая из кружки.
– В общем, название нам понравилось. Вышло звучно, красиво и отчасти отражало суть проекта, хотя это в военном деле не приветствуется. Поставленной для устройства минимальной задачей являлось влияние на ряд физиологических параметров, таких, как повышение болевого порога до максимума без потери боеспособности и ускорение регенерации тканей. Но когда основная работа была выполнена и созданы первые образцы, мы поняли, что можем добиться большего. Тогда мы создали несколько новых, продвинутых прототипов, которые были способны, в случае смерти носителя, перехватывать управление центральной нервной системой, как бы заменяя ее управляющими импульсами, передаваемыми на живые аксоны организма. Оживить человека это не могло, мертвец оставался мертвецом, но включалась программа, которую мы в шутку окрестили «программа зомби». Тактический смысл этой программы заключался в максимально эффективном использовании мертвых тел во вред противнику.
– Вы серьезно? Это возможно? – Пичугин округлил глаза.
– В девятнадцатом веке люди так же вытаращивались, когда видели процесс гальванизации трупов, когда тела, уже окоченевшие, дергались под действием электричества. Но сегодня вам же это не кажется невероятным.
– Сравнили…
– Тут и сравнивать нечего, это, по сути, одно и то же. Только гальванизация, какой она была в девятнадцатом веке, это очень грубый, неизбирательный процесс. Там электричество воздействовало на целые группы нервных и мышечных волокон, поэтому вызывала лишь хаотичные подергивания. Но представьте, что будет, если внести в этот процесс высокую организацию, задействовав вычислительные способности компьютера?
– Ничего себе! – До Пичугина дошло, как это работает. – Вы подключались к отдельным нервным волокнам и избирательно воздействовали на мышцы путем банальной гальванизации трупа?
– Именно так. При этом компьютер позволял подавать электрические импульсы на аксоны с такой избирательностью и точностью дозировки, что мы смогли восстановить даже формулу шага и заставляли трупы бодро вышагивать, брать предметы, переносить их с места на место. Поначалу для этого требовался кабель, ведущий к компьютеру, потом всю систему интегрировали в компактное устройство.
– Вот это да! – оценил Пичугин.
